Исследование отвратительно… Чудовищно… Стыд причинял резкую мучительную боль, почти как горячая шрапнель, на войне вспоровшая ему плечо.

Дорога больше не петляла: они приближались к району, где жил Эрнст. Полковник подался вперед, чтобы объяснить водителю, как подъехать к дому.

Да, чудовищно…

Только… Эрнст смотрел на знакомые здания, кафе и парки в этой части Шарлоттенбурга, и ужас понемногу стал притупляться, почти как на поле боя, когда стихали последние выстрелы энфилдов и маузеров, пушечные залпы и стоны раненых. Эрнст вспомнил, как наблюдал за «инструктором новобранцев», испытуемым Д, который легко и непринужденно подсоединил смертоносный шланг к учебному зданию, хотя чуть раньше играл в футбол с теми парнями. Другой на его месте мог заартачиться. Если бы Испытуемый Г не погиб, анкета, которую он заполнил для профессора, оказалась бы очень полезна в разработке критериев для определения солдат на различные виды службы.

Слабость, накатившая минуту назад, раскаяние, вызванное решением диверсанта пожертвовать собственным долгом, внезапно исчезли. Эрнст заново уверовал в правильность своих действий. Пусть Гитлер продолжает свои безумные забавы. Да, пока буря не уляжется, погибнут невинные, но рано или поздно фюрера не станет, а армия, которую создает Эрнст, переживет его и ляжет в основу новой славы Германии, а в итоге и нового мира в Европе.

Завтра Эрнст начнет искать другого психолога или профессора, который поможет вести проект. На сей раз нужно подобрать кого-то, лучше соответствующего духу национал-социализма, и, ради бога, без еврейских бабушек. Эрнсту нужно быть умнее. В этот исторический момент жизненно необходимо быть умным.

Машина притормозила перед домом. Эрнст поблагодарил водителя и выбрался из салона. Эсэсовцы, ехавшие следом, тоже выскочили из машины и присоединились к охраняющим дом. Их командир сказал, что охрану не снимут, пока не задержат диверсанта или не получат подтверждение, что он убит или покинул Германию. Эрнст вежливо поблагодарил и его, вошел в дом и поцеловал Гертруду. Она заметила пятна от грязи и травы у него на брюках.

– Ах, Рейни, ты неисправим!

Вместо ответа, он слабо улыбнулся. Гертруда вернулась на кухню, где готовила нечто благоухающее чесноком и уксусом. Эрнст поднялся в свою комнату переодеться и вымыться. За его столом сидел внук и рисовал в альбоме.

– Дедушка! – закричал он и бросился к Эрнсту.

– Привет, Марк! Ну, займемся сегодня корабликом?

Мальчик промолчал, и Эрнст заметил, что он хмурится.

– В чем дело?

– Дедушка, ты назвал меня Марком. Так звали папу.

Неужели он оговорился?

– Прости, Руди! Голова плохо работает. Сегодня я очень устал. Наверное, надо бы мне лечь подремать.

– Ага, я тоже делаю так, – радостно сообщил мальчик, довольный, что может угодить дедушке. – После обеда, когда устаю. Мама дает мне горячее молоко, иногда какао, и я ложусь подремать.

– Вот именно так чувствует себя твой глупый дед. День выдался тяжелый, нужно вздремнуть. Приготовь деревяшку и ножи. После ужина займемся корабликом.

– Хорошо, дедушка, я сейчас же все приготовлю.

Шторы задвинуты, дом казался пустым, но, едва Гордон, сегодня одетый в гражданское, приблизился, парадная дверь распахнулась, не успел он и ключ из кармана вытащить.

– Добрый день, сэр! – негромко поприветствовал его морской офицер в форме.