Изменить размер шрифта - +
Руки его начинают беспомощно хлопать в воздухе, как крылья пытающейся взлететь птицы, корпус резко наклоняется вперед, выражение лица становится почти комическим. В конце концов ему все же удается устоять на ногах. Рядом на дорожке в этот момент остановился мальчишка — лет десяти или, может быть, одиннадцати. При виде манипуляций, которые проделывал взрослый дядя, он так и прыснул со смеху, для приличия зажав рот ладонями. Дэвид подскочил к нему, задыхаясь от ярости, схватил за грудки, чуть не разорвав майку, и прохрипел: «Прекрати смеяться! Никогда чтоб не смеялся надо мной, понял?!»

«Так пусть же сейчас он думает, что я смеюсь. Издеваюсь над ним», — мелькает у нее злорадная мысль.

Все еще продолжая смеяться, она увидела, как глаза Дэвида сделались совсем круглыми, а на щеке задергалась жилка.

И вдруг — невероятно! — в зале раздались тихие смешки. Конечно, вспомнила Рэйчел, смех всегда заразителен, особенно если стараешься во что бы то ни стало его сдержать.

Этого Дэвид уже не мог перенести.

Губы его начали непроизвольно двигаться, уголки рта задергались в отвратительной гримасе. Тяжело дыша, он погрозил в сторону Рэйчел дрожащим указательным пальцем:

— Стерва! Это все ты. Твоих рук дело. Твоих! — голос так изменился, что, казалось, теперь говорит кто-то другой, резкий и грубый. — Ты у меня получишь за это. Ты еще поплачешь. Сука дерьмовая!

Тишина в зале сделалась гробовой. Все замерли, словно по команде перестали дышать.

Но вот вакуум так же внезапно взорвался.

Ди Фазио подбежал к Дэвиду, пытаясь утихомирить разошедшегося свидетеля.

Миссис Сосидо, в своем зеленом брючном костюме чем-то напоминавшая попугая, возбужденно заверещала по-испански, обернувшись к сидящей сзади женщине, наверное, родственнице.

Присяжные больше не старались сохранять спокойствие: мужчины и женщины — черные, белые, мексиканцы, — перебивая друг друга, заговорили все разом.

В их разговор начали с пулеметной скоростью вклиниваться выкрики из зала. Испанские слова вперемежку с английскими.

«Тебе надо отсюда уйти. Сейчас. Немедленно», — приказал Рэйчел внутренний голос.

Она тут же поднялась со стула, чувствуя, как кровь отхлынула от головы, оставив там гудящие снежные хлопья, какие появляются на экране телевизора, когда станция заканчивает вечернее вещание. Ощущение было такое, словно Рэйчел пятится назад, все быстрее и быстрее, по темному тоннелю.

«Неужели я сейчас грохнусь в обморок? — вяло, как во сне, подумала она.

Последнее, что она запомнила, был удар судейского молоточка.

 

Роза увидела, как Рэйчел начала как бы складываться, валиться вбок, и сразу устремилась к ней. Однако ее опередили — вокруг Рэйчел уже толпилось с полдюжины человек.

Какой-то широкоплечий седовласый мужчина поддерживал ее, бережно обняв за плечи. Подойдя ближе, Роза узнала в нем человека, однажды обратившегося к ней в коридоре суда: он поздравил ее, когда она выиграла процесс по делу Крупника. Интересно, что он здесь делает? Она уже несколько раз сталкивалась с ним возле здания суда.

У него еще какая-то греческая фамилия. Кажется, Александрос?

Но все-таки зачем он сюда ходит?..

В этот момент внимание Розы привлекла женщина, стоявшая в конце зала. Застывшее лицо, худенькая, в кашемировом костюме голубовато-серых тонов и мягкой шелковой блузке. На руках — длинные перчатки, на голове — шляпа с большими нолями, оставляющими в тени почти все лицо. Пожилая, но все же сохранившая следы былой красоты. Эта красота сквозила и в ее движениях, когда она начала пробираться вперед.

Как только женщина приблизилась, Розино сердце учащенно забилось.

«Боже, я знаю это лицо! Откуда? Где я могла его видеть?» — застучало у нее в висках.

Быстрый переход