— Да как тебе сказать… Есть одна мысль.

— Выкладывай.

— Подожди, дай додумать… С твоей точки зрения, много ли дал бы территориальный контакт?

— Много. Думаю, много больше, чем мы можем себе представить. Сам знаешь, я с Григорием во многом расходился, но тут он был прав: надо все увидеть вблизи, пощупать руками, повариться там в самой гуще — вот тогда можно понять, и договориться, и поработать вместе, и найти общие цели. А эти языковые сложности… Во всяком случае, Гришка бы смог разобраться. И ты бы смог. Да и я бы, наверное, смог тоже…

— Ясно, — сказал Лепешев. — Что ж, будем считать, что твое мнение было решающим.

— Не понял, — сказал Вебер.

— Аллергия к технике, — сказал Лепешев. — Не к людям.

— Ну и что?

— Парашют.

Вебер, присвистнув, выразительно покрутил пальцем у виска.

— Почему? — удивился Лепешев. — Вполне логично.

— Ну, знаешь, — вздохнул Вебер. — Никогда бы не подумал, что ты такой легкомысленный.

— Ты говоришь совсем как моя бабушка. «Ах, какой ты легкомысленный!» — передразнил его Лепешев. — Даже интонация та же.

— Нет, в самом деле, додумался… Ты бы еще по веревочке захотел спуститься. А как обратно? По бобовому стебельку? Как Мюнхгаузен?

— Думаю, для эглеанцев такой стебелек — не проблема. Эрни, дружище, мы с тобой одним выстрелом угрохаем всех зайцев в округе. Подтвердим теорию аллергии — раз. Установим территориальный контакт — два, не дадим свернуть экспедицию, и это, по-моему, самое главное сейчас. Хотя нет, все главное.

— Говоришь, подтвердим… А вдруг нет?

— Ты же в курсе моих обстоятельств. Не так уж многим я рискую.

— Всего лишь жизнью, — фыркнул Вебер.

— Моя жизнь — что хочу, то и делаю, — возразил Лепешев.

— Нет, — решительно сказал Вебер. — Хватит мне покойников на этой планете. Не пущу.

— Эрни, — проникновенно сказал Лепешев, — ты себе не представляешь, какие у меня полномочия. Я сам не знал, что такие бывают. Понимаешь, я имею право принимать на месте любые решения и любыми средствами настаивать на их выполнении. У меня даже где-то пистолет есть. Хочешь, поищу?

— Иди ты со своим пистолетом… шантажист. У меня, кстати, тоже есть. Вот как устроим на станции пальбу… Знаешь что, давай вместе, а? У меня этих парашютов…

— Нет, — сказал Лепешев, — я первый придумал, я первый и пойду. Тут уж, брат, приоритет мой.

— Может быть, как-нибудь по-другому? — сказал Вебер просительно. Боюсь я за тебя, Женька.

— Эрни, старик, ты знаешь, до чего я не люблю говорить красивые слова, — сказал Лепешев. — Но тут иначе не получится… Понимаешь, я всю жизнь мечтал об этом мире. Грезил им. Видел его во сне. С самого детства, честное слово. Понимаешь, я так хотел рисовать, а у меня никогда не получалось… Он весь остался во мне, этот мой мир. И вдруг оказалось, что он есть и наяву… Я очень хочу туда попасть. Никогда в жизни я не хотел ничего так, как этого.

Вебер долго молчал, опустив голову.

— Сволочь ты, — неожиданно сказал он. — Вечно ты думаешь только о себе…

Модуль погасил орбитальную скорость на границе атмосферы и падал теперь на планету вертикально, притормаживая себя малой тягой вспомогательных двигателей.