Любовь Воронкова. Сад под облаками
Надо и нельзя
– Алимджан! Куда полез? Ну вот, уж и увидала. У старшей сестры Лали глаза как полевой бинокль – всё видит. – Одну кисточку, – сказал Алимджан, – маленькую. – Придёт отец, подставит лестницу и достанет тебе винограду. А на лозу лазать нельзя! Алимджан посмотрел на виноградные кисти, которые висели над головой, прозрачные, сладкие… Жди, когда отец придёт… А теперь вот птица села на лозу! Алимджан схватил рогатку, нашёл подходящий камушек и только натянул резинку, как Лали опять закричала: – Что ты делаешь, эй, Алимджан! Брось рогатку, нельзя птиц убивать! – А если она виноград клюёт? – Хватит винограду и ей, и тебе. Неужели из-за двух ягод птицу убить? – Опять нельзя. – Конечно, нельзя. Ты вот лучше пойди-ка вымой руки. Да садись завтракать. Сестра поставила тарелку шавли – жидкой каши. Но Алимджан увидел, что на столе, в блюде, лежат лепёшки. Он схватил лепёшку и убежал во двор. Он не любил шавли. – Алимджан! Куда побежал? Лали вышла, посмотрела туда, сюда. Но Алимджана и след простыл. Лали покачала головой, и все её пятнадцать чёрных косичек рассыпались по спине. В кишлаке уже многие девочки начали подстригать волосы. У кого до плеч, у кого совсем короткие. Но Лали нравилось ходить с косами. А узбечки не одну косу заплетают, а множество косичек. И косички эти покрывают всю спину, как чёрная блестящая шаль. Лали покачала головой. – Вот негодник! Убежал. Наверно, к Юсуфу. Юсуф – это товарищ Алимджана. Он живёт совсем недалеко, только перейти через дорогу. Алимджан ел лепёшку и не спеша шагал к Юсуфу. Посреди дороги, где очень мягкая пыль, он повозил ногами, и пыль сразу поднялась, как облако. «Сейчас увидала бы Лали, – подумал Алимджан, – так сразу закричала бы: „Эй, Алимджан, что ты делаешь! Нельзя!“ Вдруг прямо над головой загудела машина. Алимджан подскочил и бросился бежать. – Эй ты, малый! – закричал шофёр. – Если ещё раз такую бурю поднимешь, плохо тебе будет! Машина была огромная, она везла хлопок с поля, целую гору хлопка. Вот и отец сейчас на такой же машине возит хлопок. Взял бы прокатиться – да нет. Тоже нельзя. Алимджан открыл калитку во двор к Юсуфу. Юсуф сидел на ступеньке айвана; айван – это длинная открытая терраса. Юсуф держал на коленях кастрюлю и прямо из кастрюли доставал и ел пареную тыкву. – Садись ешь, – сказал он. Алимджан сел рядом, достал из кастрюли кусок жёлтой сладкой тыквы, которая так и липла к рукам. – Тебе хорошо, – сказал Алимджан. – Как хочешь, так и живёшь. А мне!.. – А тебе что? – спросил Юсуф. – И тебе хорошо. Вот ишаку плохо, на нём мешки возят, дрова возят и мало ли чего. А тебе что? – А меня мучат всё время, вот что, – ответил Алимджан. – Что хочешь делать – нельзя. Чего не хочешь – надо. Только и знают: «Надо!», «Нельзя!». Из дома выглянула бабушка Юсуфа. На голове у неё был жёлтый платок, а из-под платка тянулись две косы. – Юсуф-джан, надо подмести двор, – сказала она. – А что это ты изо всей кастрюли ешь? Так нельзя, Юсуф. Положи себе в миску и кушай на здоровье. – Эх, – сказал Алимджан, – у тебя тоже: это надо, это нельзя! И пошёл домой.
Сон в полдень
Солнце поднялось на середину неба. |
