Утром праздничная суматоха только нарастала, приближаясь к кульминации. Всюду пестрели зеленые и синие с желтым знамена и полотнища, дудочники исполняли джиги, горожане в птичьих костюмах плясали и расхаживали гоголем. Каждый считал своим долгом издавать птичьи крики, соответствовавшие его костюму, и воздух наполнялся щебетанием, чириканьем, пересвистом и кряканьем. Дети бегали в костюмах ласточек, щеглов и синиц; старики предпочитали более сдержанные наряды — например, галок, воронов или соек. Тучные участники фестиваля нередко переодевались совами и филинами, но в общем и в целом каждый выбирал птичий облик по своей прихоти.

Яркие цвета, шум и праздничный переполох не радовали Карфилиота; по сути дела — говорил он себе — никогда еще он не наблюдал столь бесцельного, дурацкого времяпровождения. Он плохо выспался и ничего не ел со вчерашнего вечера, что не способствовало исправлению настроения.

Рядом прошел переодетый перепелом торговец пирожками; Карфилиот приобрел расстегай с потрохами, уплатив серебряной пуговицей своего жилета. Он принялся жевать расстегай, стоя у входа в гостиницу и бросая надменные и презрительные взгляды на разнузданную толпу.

Шайка молодых людей не преминула заметить неприязненное выражение на лице герцога и окружила его: «Эй, ты! Сегодня карнавал! Почему ты не веселишься, а торчишь, как пугало огородное?»

Другой заорал: «Смотрите! У него нет плюмажа! Даже хвостовых перьев нет? На фестивале их обязан носить каждый!»

«Правила нужно соблюдать! — заключил третий. — Давай-ка этим займемся!» Заступив Карфилиоту за спину, он попытался заткнуть за пояс герцогу длинное белое гусиное перо. Карфилиот, не терпевший фамильярностей, оттолкнул юнца.

Приятелей обиженного молодого человека это только подзадорило; началась потасовка, сопровождавшаяся оскорбительными выкриками, проклятиями и ударами.

С площади раздался суровый окрик: «Это еще что такое? Прекратить безобразие!» Проезжая мимо в украшенной трепещущими перьями карете, сумасшедший король Дьюэль собственной персоной приказал остановиться, чтобы навести порядок.

Один из молодых проказников закричал: «Этот бродяга, одетый, как палач, сам во всем виноват! Он отказывается носить хвостовые перья! Мы хотели ему пособить, ссылаясь на указ вашего величества, а он заявил, что все эти перья следует засунуть вашему величеству в задницу!»

Король Дьюэль обратил внимание на Карфилиота: «Он употребил такое выражение? Это невежливо. Нам известны, однако, средства, прививающие должное почтение к царственным особам. Стража! Ко мне!»

Карфилиота схватили и перегнули через скамью. В его штанах сзади вырезали большую дыру, и ему в ягодицы воткнули десятки перьев всевозможных размеров и самой разнообразной расцветки, в том числе даже пару очень дорогих, страусовых. Наконечники перьев были заточены и зазубрены наподобие игл дикобраза, чтобы они не выпадали, причем, будучи воткнуты, перья поддерживали одно другое, и по завершении экзекуции плюмаж задорно торчал из задницы Карфилиота во всем великолепии.

«Превосходно! — захлопал в ладоши король Дьюэль. — Роскошный хвост, можешь им гордиться. А теперь ступай! Сегодня праздник — иди танцуй, веселись! Твоя внешность больше не оскорбляет взор».

Королевская карета тронулась и покатилась дальше. Критически рассмотрев Карфилиота, молодые люди согласились с тем, что плюмаж отвечал духу фестиваля, и тоже пошли своей дорогой.