Майкл вспомнил про свою сестру. Джил, наверное, умерла с тоски, если бы ей довелось прожить таким образом хотя бы две недели.

- И ты не делала попытки сорваться с крючка?

- Зачем? Я люблю свою работу - знакомлюсь с интересными людьми, повидала немало стран. Нельзя скидывать со счетов и то, что наше министерство перешло на военное положение гораздо раньше, чем началась война. Из-за этого я постоянно мотаюсь по свету вслед за своим шефом, и практически не бываю дома. Правда, стариков заботит мое будущее, и дядя буквально завалил меня проектами брачных союзов - один нелепее другого! Боюсь, что ты - мой 'плюшевый барашек' в их планы не входил!

- Ты хочешь скрыть мое существование?

- Не получится,- вздохнула Пэм, уютно устраиваясь на его руке,- по приезде в Лондон я опишу эту непристойную сцену в рапорте!

- В красках?

- Ещё в каких! Служба безопасности подаст на меня жалобу, обвинив в поведении, порочащем звание майора королевских ВМС.

Они поцеловались, и Пэм грустно пожаловалась:

- Если бы ты знал, как мне пришлось покрутиться, чтобы приехать сюда!

- Ага! - обрадовался Майкл.- Значит, не только я грезил тобой, моя милая, но и ты положила на меня глаз. Вот что значит, искрометное обаяние мужчины дома Фрейзеров!

- Ты меня раскусил, мой догадливый 'плюшевый барашек'! А теперь, может, немного вздремнем?! Я толком не спала уже целую неделю, а с утра...

- Твоя бабушка потащит нас в церковь замаливать грехи!

Утро Рождества 1940 года выдалось снежным и морозным. Вздрагивающие от озноба и недосыпа Пэм и Майкл мирно дремали с открытыми глазами на протяжении всей службы под подозрительным взглядом леди Симоны. Не скрываясь, сладко посапывал и дедушка граф, и лишь Джо истово выказывал перед прихожанами должное молитвенное рвение.

Когда все вернулись домой, настала пора подарков. Майкл, в силу обстоятельств, ничего под елку положить не смог, поэтому ностальгически наблюдал, как все разворачивают нарядные подарочные упаковки. Шуршание бумаги, радостные возгласы, благодарные поцелуи... мирная прелестная сцена, при виде которой отдыхает душа, а война кажется не более чем кошмарным сном.

Утром Майкл позвонил сыну. Это был их первый разговор с того памятного дня, когда он решил сражаться за эту страну, и первое Рождество мальчика без матери.

- Как дела?

- Нормально, сэр!

- И у меня нормально!

- Эдвин сказал, что ты заработал звание 'аса'? Когда пришлешь свою фотографию?

- Когда у меня появится возможность сфотографироваться! И ещё, Эд,- Майкл затаил на мгновение дыхание и все-таки промолвил то, что давно хотел сказать сыну,- я тебя очень люблю! И хочу, чтобы ты это знал.

- Что-то случилось, папа? - проявил догадливость ребенок.

- Да... Но ничего плохого! Поздравь от моего имени дедушку с бабушкой... и его светлость!

И вот сейчас, любуясь оживленной фигуркой Пэм, он вспоминал этот разговор, а между тем, девушка с выжидательным выражением лица уставилась на него.

- Майкл, остался только твой подарок!

Он удивленно скосил глаза под ель и увидел нечто в оберточной серебристой бумаге. Но когда обрадованный Майкл вытащил сверток, оказалось, что тот подозрительно легкий, да ещё и разорван с одной стороны.

Заметив ошеломленное лицо жениха, нахмурившаяся Памела подошла поближе и изумленно ахнула.

- Кто взял коньяк? - растерянно спросила она присутствующих.

И пока Майкл пытался сообразить, что произошло, Джо громко рассмеялся, а леди Симона даже подпрыгнула на месте, почему-то воинственно наскочив на внучку.

- Вот ради какого человека ты забросила свой чепец за мельницу! Он бессовестно стянул бутылку, да ещё и напоил твоего несчастного деда. Ему пришлось вчера промывать желудок!

Майкл тяжело вздохнул - вот тебе и 'Сад земных наслаждений'.