Металлическая задвижка фургона легко поднялась, и глазам Тима предстало сооружение из огромного числа длинных гладких деревяшек, каким-то образом скрепленных вместе.

— Клянусь святым Петром, сушилка для белья, — пробормотал он.

Он чертыхнулся, вытаскивая сооружение наружу, водрузил его на плечо и потащил к дому. Затем опустил на пол посреди кухни.

— Вот и молодец, — заключила Макферсон с видимым одобрением.

— Хочу вам сказать, — произнес Тим, падая в кресло, — что я получил письмо от мистера Хуллигана, он уведомил меня о вашем прибытии и просил приготовить для вас его собственные комнаты наверху. Я так и сделал. Ваша постель готова, камин зажжен. Вы будете на завтрак сосиски?

— Разумеется, нет. На завтрак я ем овсяную кашу с саго и сливками и черный хлеб с деревенским маслом.

Тим заставил себя дружелюбно кивнуть.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Сейчас мы с вами на кухне, здесь я, так сказать, сам живу. Что же до этого рогатика, может быть, поднять его к вашему камину?

Макферсон задумчиво оглядела пол.

— Гм, даже не знаю. Оставь пока тут. Принеси из машины мою дорожную сумку и покажи мне эти… мои комнаты. Я дам тебе мешочек саго.

Тим Хартиган сделал, как ему было велено. Его новая хозяйка ничего не сказала, увидев апартаменты Неда Хуллигана, но сразу прошла в ванную, дав Тиму понять, что ей известно, где эта ванная находится. Он поскреб в затылке и побрел вниз по лестнице, держа в руках мешочек саго.

— Надо как можно скорее увидеть Сарсфилда, — шепотом признался он сам себе. — Не то меня разорвет.

3

— Да уж, Тим, сочувствую.

Сарсфилд Слэттери стоял спиной к горящему камину на коврике из тонкой коричневой бечевки, собственноручно им связанном. Он был небольшого роста, худой, с лохматыми тонкими волосами, с резкими, бойкими чертами лица и узкими ярко-синими глазами. Говорил он со своеобразным отрывистым акцентом и странной интонацией, что, казалось бы, служило свидетельством его североирландского происхождения, а на деле было скорее маскировкой — ведь он родился в Чикаго. Весь его облик, хотел он того или нет, выражал несказанную проницательность и осмотрительность. Незнакомец сразу понимал, что с Сарсфилдом надо быть очень аккуратным.

Был полдень следующего, дождливого, дня, Тим Хартиган грустил в плетеном кресле, в подробностях описав Сарсфилду приезд Кроуфорд Макферсон и их разговор. От повторения все произошедшее казалось даже хуже, чем накануне, — и в самом деле, наутро прибыл грузовик с сумками и коробками гостьи, содержимое их оставалось неизвестным.

— Жен-щины, — добавил Сарсфилд, — они, знаешь ли, настоящие змей-щины.

Тим только что разжег свою трубку и задумчиво поглядел на него.

— Ты знаешь, Сарсфилд, я вовсе не трус, — сказал он, — но мне не улыбается жить с ней в доме один на один. Бог знает, что она может вытворить.

— Ты ведь можешь на ночь запирать кухонную дверь, разве нет?

— На ночь? А если ей днем что стукнет в голову?

— Что стукнет?

— Разве она не может спуститься вниз по лестнице без нитки на теле?

— Ну, я бы не сказал, что она из такого рода женщин.

— Или отписать Неду, что вечером, относя ей поднос, я сам оголил зад.

— Нед не проглотит такую историю, — сказал Сарсфилд, гримасничая и почесывая в ухе. Он помолчал. — Сказать по правде, я думаю, Нед был не в себе, когда на ней женился, а потом, как только смог, спровадил ее вон из Штатов.