— Да ну? А что же это?

— Ракета, — произнес Дима. — Видите, сбоку написано…

— А у нас, между прочим, от пыли задохнуться можно, — вступилась девушка Света, хотя и сама толком не представляла, зачем Тимофееву пылесос.

Лишь верный друг и правильный мужик Николай Фомин понимал все.

— Смастерил-таки? — коротко спросил он. — То самое? Когда испытывать?

— В ближайший перекур, — так же деловито отвечал Тимофеев.

— А что это за фиговина? — попыталась было добиться истины изнывающяя от любопытства Тося, тыча зажженной сигаретой в сторону агрегата, — она так и не бросила курить, на горе своему молодому супругу Диме.

Но более тактичная Света поспешила увести ее на бетонные работы. Убедившись, что сюрпризов в обозримом будущем не предвидится, разбрелись и остальные. Тимофеев трудился в паре с Фоминым, оба знали, чем забивать гвозди, чем выдергивать, и дело у них шло на лад. Но бессонная ночь не минула для чудо-изобретателя без следа. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в один прекрасный момент его руке изменила твердость, и удар молотка пришелся по стеклу. Лязг осыпающихся осколков разнесся по всей стройке.

— Ну, японский бог, интеллигенция! — в сердцах сказал мастер участка Гуськов. Он сидел на стопке ломаных рам и приканчивал уже вторую с утра пачку «Дымка». — Шлют же помощников!..

Тимофеев залился краской.

— Слушай, Тимофеич, — встревожился Фомин. — Не нравится мне твой видок. Может, мне тебя домой отправить?

— По дискотекам шастать поменьше, — посоветовал Гуськов. — Не пить, раз натура не выдерживает. И за девками не бегать, если естество слабое.

Фомин заскрипел зубами: он не переносил мастера Гуськова, как и всякого бездельника. А тот был бездельником клиническим. Но ответить на его реплики мешало чувство субординации, накрепко вбитое в него с добрых армейских времен.

— Ничего, — сконфужено пробормотал Тимофеев. — я буду внимательнее.

— В окно не выпади, — встрял Гуськов, починая третью пачку. — Отвечай потом за вас.

Фомин резко нагнулся, поднял с пола белый силикатный кирпич и коротко рубанул по нему ребром левой ладони. Кирпич ухнул и разлетелся.

— Вот-вот, — обрадовался Гуськов. — Портить народное добро — это мы умеем!

И, всегда уравновешенный, спокойный, смонтированный из армированного железобетона, Николай Фомин тихонько застонал. Но чутко откликнувшийся на душевные терзания друга Тимофеев сжал его запястье, и порок остался ненаказанным. Гуськов сразу заскучал и убрел искать развлечений в другом месте. Ему удалось привязаться к Свете и Тосе, но здесь ему воздали с лихвой.

— А ведь я могу восстановить это стекло, — задумчиво произнес Тимофеев. — И кирпич тоже.

— Ну так действуй, — предложил Фомин.

— Опасно. Кругом люди… Нужен полигон.

— Что это с тобой? — поразился Фомин. — Прежде тебя это не останавливало!

Тимофеев неопределенно улыбнулся, но промолчал.

В обеденный перерыв они легко нашли подходящий полигон в виде полуразрушенной коробки двухэтажного купеческого особняка. Тимофеев растолкал ногами обломки кровли и на освободившееся место установил пылесос.

— А куда включать? — спросил Фомин. — Это излишне, — сообщил Тимофеев. — Он у меня на аккумуляторах.

Внешний вид пылесоса несколько изменился. Вместо шланга у него имелся жестяной раструб, а к воздуховодному отверстию был прилажен наклонный лоток, Фомин присел чуть поодаль на подоконник, а Тимофеев, на всякий случай, слегка отстранившись, носком сапога толкнул тумблер агрегата, и тот взревел дурным голосом.