Ставил он эту дорогую пуговицу как раз на то место, где сходятся на горле ключицы, и, говоря что-нибудь, теребил её пальцами. Был он высок ростом, на голову выше других мужей, и очень силен. Он был приветлив, нерасчетливо щедр, прекрасно владел оружием, дельно судил о людях, и его многие любили. Никто не мог отвести ему глаза, ибо он видел всё как есть: однако был по природе молчалив, на словах прям и резок и казался ко всему равнодушным. Узнавал ли он о смертельной опасности или радостной новости, он не становился печальнее или радостнее. Выпадало ему счастье или несчастье, он ел, пил и спал не меньше и не больше, чем обычно.
Старкад единственный из братьев остался холостяком, хотя был на хорошем счету и успел нажить кое-какое добро.
Вот говорит как-то ему отец:
— Всех невест мы с тобой перебрали, кроме одной. Не хочешь ли посвататься к Йорун, дочери Асгейра Миклагардца?
— Отчего ж нет, — говорит Старкад. — Только молода очень, не отдадут ее из-за одного этого.
— А если бы отдали?
— Взял бы за себя с радостью.
— Говорят, у нее дурной и резкий нрав. Нелегко будет вам поладить.
— Может, и правда, только я не верю. Хочу попытать счастья.
— Что ж, это тебе с ней жить.
Поехали они к Асгейру и посватались.
— Я-то всей душой, — говорит им Асгейр, — да и супруга моя скоро пожелает снять с себя бремя. Но нехорошо такое решать без самой Йорун — она ещё своей волей не сыта.
Йорун же, услышав от Асгейра о сватовстве, отвечает:
— Тебя послушать, так лучше Старкада нет на свете человека; но пусть бы это хоть как-то было написано у него на лице. Чтобы уж мне наверняка знать.
— Так ты его хочешь или нет? — спрашивает Асгейр прямо.
— Как ты, отец, прикажешь, так и поступлю, — отвечает Йорун, а на лице ее ничего такого не видать.
Вышел от неё отец и говорит обоим мужчинам:
— Согласна моя дочь, только вот подождать надобно три года.
Отец с сыном так не хотят, и решают все четверо, что отпразднуют свадьбу не далее чем следующим летом. На том заключили сговор и ударили по рукам.
А стояло тогда время первого инея.
Вот, значит, вернулся Старкад к себе, а вскорости отплыл в Бьярмию и Гардарику по торговым и иным делам.
На том пока это дело закончилось.
Жил человек по имени Хёскульд, прозвищем Медовый Язык. Он скрылся из родных мест, потому что ненароком сразил на поединке человека, который в чем-то перешел ему дорогу, а родичи убитого никак не шли на мировую и не соглашались на выплату виры. Он был на голову выше всех других мужей, кроме разве Старкада, широкоплеч, тонок в поясе и крепок в груди. Руки и ноги у него были стройные и сильные. Также он был очень красив с лица: кожа у него была белая, черты крупные, нос с горбинкой, глаза голубые и взгляд острый. У него были прекраснейшие светлые волосы и великая сила. Он лучше всех плавал, дальше других бросал копье, лучше прочих попадал в цель из лука и мог долго рубиться мечом и секирой без того, чтобы кто-то держал перед ним щит. Также он был неплохим скальдом и мог долго веселить любое собрание. Словом, всем был хорош. Были у него там, откуда вышел, двое братьев и сестры, а жены и детей не было.
Пришел Хёскульд к Асгейру в дом и говорит тому:
— Хотел бы я послужить тебе, Владелец Радуги Битвы, своей секирой, ручка коей заплетена золотой нитью. А нить эта делает столько оборотов, сколько неприятелей было у моих друзей и родичей.
Удивился Асгейр, что молодой человек говорит так красно и метко. А обо всём прочем давно был наслышан.
— Что же, — отвечает Асгейр, — лучше уж мне служи, чем тому, с кем я в ссоре. |