— Что же, — отвечает Асгейр, — лучше уж мне служи, чем тому, с кем я в ссоре.

И с тех пор сидел Хёскульд напротив него на всех пирах, и люди не могли оторваться от его губ, когда он рассказывал саги или слагал висы: смеялись, когда он того хотел, и проливали слёзы, когда он желал такого.

Вскорости заметили, что он часто шутит с Йорун, а та охотно ему улыбается. Многие стали поговаривать, что Хёскульд, должно быть, собирается ее одурачить. Тогда Асгейр позвал к себе дочь и начал крепко ее отчитывать.

— Остерегайся говорить с Хёскульдом, когда других нет при этом, — наказал он ей под конец.

— Я и не говорю. Иначе кто бы мог тебе насчёт нас донести? — отвечает Йорун.

— Я сказал — ты слышала.

— Когда ты велел мне ждать Старкада из его странствий, я тоже тебя слыхала, — отвечает девушка. — Тогда я поступила, как хотел ты, а теперь — как желаю одна я.

— Ты истинная дочь своей высокорожденной матери, — только и сказал Асгейр.

Вскорости Хёскульд заговорил о своей женитьбе на Йорун. Асгейр на то ответил, что она уже давно просватана за достойного мужа и не след это рушить.

— Это ты не потому говоришь, что хотел бы сдержать слово, — отвечает Хёскульд, — а оттого, что я тебе не люб как зять.

— И оттого тоже. Не хотел бы я видеть дочь за человеком, чьи беды написаны у него на лице, — отвечает Асгейр.

Впрочем, размолвка эта далеко не зашла. Однако Асгейр велел Индриди ходить за молодыми людьми следом, куда бы они ни шли.

Вот однажды видит Индриди, что Хёскульд взял девушку за руку и повёл. Тогда он прихватил свою секиру и пошел за ними. И видит Индриди, что оба лежат в кустах. Замахнулся он на Хёскульда своим оружием, но тот мигом вскочил и в один взмах перерубил рукоять. Видит Индриди, что остался безоружен, и, отвернувшись, стал отходить назад. Тогда обрушил Хёскульд лезвие своей собственной секиры на спину Индриди и убил его наповал.

— Теперь тебе никак нельзя оставаться у Асгейра, — говорит Йорун. — Он разгневается, но мои братья — ещё пуще. Мы все любили Индриди не меньше, чем родного отца. Но ещё больше Асгейр будет разозлён другим: я от тебя беременна.

— Я пойду и при всех скажу ему о том и о другом, — возражает Хёскульд.

— Тогда тебе никак не уйти живым, — говорит она.

— Будь что будет, — отвечает он.

Асгейр сидел на почётном месте посреди гостей, что как раз приехали с дарами, и самого разного народа. Его меч по имени Пёстрый стоял для почёта рядом с ним, с рукоятью, что была привязана к ножнам.

Хёскульд стал перед ним, держа секиру наперевес.

— Отчего ты принес сюда кровь на лезвии? — спрашивает Асгейр.

— Я вылечил холопа твоей дочери от болей в спине, — отвечает ему тот.

— Вряд ли ему это понравилось, да и моей Йорун тоже. Ты убил его?

— Верно.

— За что?

— За мелочь, которая не стоит твоего внимания: он собирался разделить меня ровно надвое.

Во время разговора Асгейр был в таком волнении, что лицо его делалось попеременно красным, как кровь, бледным, как трава, и синим, как смерть.

— Почему он того захотел? Что ты делал?

— Красивого ребенка твоей дочери. Ему это страх как не понравилось.

— Люди, схватите его и убейте! — тотчас крикнул Асгейр и, выхватив Пёстрого из ножен, отчего лопнули путы, замахнулся сам. Однако ему удалось лишь рассечь Хёскульду щёку.

— Хорошо же ты обращаешься со своим зятем! — ответил Хёскульд.