— Сколько их?
— Ты удивишься, но девять, моя дорогая. Уж я постарался…
Она оглянулась — никто на них не смотрел, — протянула через стол руку, ухватила Карла за шиворот и приподняла.
— Не «дорогая», малыш, — промурлыкала Катя, ощущая, как злая вибрация усиливается, пронзает тело и уже готова выплеснуться в виде какого-нибудь
отчаянного, опасного для окружающих поступка. — Меня зовут Катя. Екатерина Викторовна Орлова, ты помнишь, да?
Глазки Карла вспыхнули — и погасли. Мелькнувшая в них злоба сменилась равнодушием, но Екатерине Викторовне Орловой на мгновение показалось,
что, кроме злости, там блеснуло что-то еще… страсть, вожделение?
Он что, хочет меня? — поразилась она. Этот сморчок, этот сморщенный лилипут, кочерыжка, старый стручок — хочет со мной…
Катя чуть было не рассмеялась, едва сумела сдержаться.
Слабые пальчики ухватили ее запястье, другая рука поднялась, и девушка не успела отклониться — Карл похлопал ее по плечу.
— И с чего мы так волнуемся? — пропел он своим детским голоском, который так не вязался с внешностью старого лепрекона.
— Я не волнуюсь. — Она выпрямилась на стуле. — Я…
— Расскажешь об этом снорку, — отмахнулся он. — Как будто старый Карл не видит. Не дорогая… Ладно, пусть ты не будешь моей дорогой.
— А также не буду малышкой, деткой, крошкой, лапочкой, зайчиком и солнышком. И больше мы не возвращаемся к этому вопросу. Так их девять? И
почему я должна удивиться?
Он пожал узкими плечиками.
— Очень трудно собрать большую компанию для одного дела. Особенно после всего этого хаоса, когда все перекроилось, и Периметр сместился. Да и
платишь ты не очень много. Кстати? — Карл кивнул на сумку и неопределенно промычал: — Э-э…
— Они там.
— Покажи.
— С чего вдруг?
— С того, девочка. — Он подался вперед, глядя ей в глаза, улыбаясь, и тогда наконец она окончательно поняла, что Карл страстно желает ее, хотя
и знает, никогда ему не заполучить Катю к себе в постель, это же просто смешно, — и потому его влечение носит оттенок мазохизма. — С того, крошка,
малышка моя, моя дорогая , с того, что я не отведу тебя куда надо и никого не покажу, если не буду знать, что деньги у тебя с собой. Ну, быстро! —
прошипел Карл, и глаза его блеснули. — Показывай, твою мать!
Ты еще поплатишься за это, подумала она, расстегивая сумку. За эти слова, за этот жаждущий взгляд и покровительственный тон.
Карл привстал, заглядывая. Она показала содержимое сумки — неаккуратно перетянутые резинкой пачки банкнот.
— Что ж так неопрятно? — спросил он.
— Некогда было складывать по линеечке, — буркнула она. — Я собиралась в спешке.
— Кто-то сел на хвост? — тут же насторожился коротышка.
— Нет. |