Изменить размер шрифта - +

     — Сколько их?
     — Ты удивишься, но девять, моя дорогая. Уж я постарался…
     Она оглянулась — никто на них не смотрел, — протянула через стол руку, ухватила Карла за шиворот и приподняла.
     — Не «дорогая», малыш, — промурлыкала Катя, ощущая, как злая вибрация усиливается, пронзает тело и уже готова выплеснуться в виде какого-нибудь

отчаянного, опасного для окружающих поступка. — Меня зовут Катя. Екатерина Викторовна Орлова, ты помнишь, да?
     Глазки Карла вспыхнули — и погасли. Мелькнувшая в них злоба сменилась равнодушием, но Екатерине Викторовне Орловой на мгновение показалось,

что, кроме злости, там блеснуло что-то еще… страсть, вожделение?
     Он что, хочет  меня? — поразилась она. Этот сморчок, этот сморщенный лилипут, кочерыжка, старый стручок — хочет со мной…
     Катя чуть было не рассмеялась, едва сумела сдержаться.
     Слабые пальчики ухватили ее запястье, другая рука поднялась, и девушка не успела отклониться — Карл похлопал ее по плечу.
     — И с чего мы так волнуемся? — пропел он своим детским голоском, который так не вязался с внешностью старого лепрекона.
     — Я не волнуюсь. — Она выпрямилась на стуле. — Я…
     — Расскажешь об этом снорку, — отмахнулся он. — Как будто старый Карл не видит. Не дорогая… Ладно, пусть ты не будешь моей дорогой.
     — А также не буду малышкой, деткой, крошкой, лапочкой, зайчиком и солнышком. И больше мы не возвращаемся к этому вопросу. Так их девять? И

почему я должна удивиться?
     Он пожал узкими плечиками.
     — Очень трудно собрать большую компанию для одного дела. Особенно после всего этого хаоса, когда все перекроилось, и Периметр сместился. Да и

платишь ты не очень много. Кстати? — Карл кивнул на сумку и неопределенно промычал: — Э-э…
     — Они там.
     — Покажи.
     — С чего вдруг?
     — С того, девочка. — Он подался вперед, глядя ей в глаза, улыбаясь, и тогда наконец она окончательно поняла, что Карл страстно желает ее, хотя

и знает, никогда ему не заполучить Катю к себе в постель, это же просто смешно, — и потому его влечение носит оттенок мазохизма. — С того, крошка,

малышка моя, моя дорогая , с того, что я не отведу тебя куда надо и никого не покажу, если не буду знать, что деньги у тебя с собой. Ну, быстро! —

прошипел Карл, и глаза его блеснули. — Показывай, твою мать!
     Ты еще поплатишься за это, подумала она, расстегивая сумку. За эти слова, за этот жаждущий взгляд и покровительственный тон.
     Карл привстал, заглядывая. Она показала содержимое сумки — неаккуратно перетянутые резинкой пачки банкнот.
     — Что ж так неопрятно? — спросил он.
     — Некогда было складывать по линеечке, — буркнула она. — Я собиралась в спешке.
     — Кто-то сел на хвост? — тут же насторожился коротышка.
     — Нет.
Быстрый переход