Нам такое и в голову не пришло. Почему мы должны были думать, что в рамку вставлены два листа бумаги, а не один? Мы же не проводили экспертизу на плотность материала… Три дурака.
— Ну что ты, — смутился Беркович.
— А ты-то как догадался? — спросил Хан. — Ты ведь сразу сказал: “Я так и думал”.
— Видишь ли, — вздохнул старший инспектор, — как раз сегодня мы с Хутиэли обсуждали похожую проблему… Может ли человек делать два дела сразу? Вот я и подумал: а если в рамке было два рисунка, а не один? Ох, — опомнился Беркович, бросив взгляд на часы, — уже половина третьего, а в три совещание у майора.
— Спасибо, Борис, — поблагодарил эксперт. — За мной должок.
— Ах, — сказал Беркович, выходя из комнаты, — нам ведь еще работать вместе, вот и вернешь.
ЗАВЕЩАНИЕ ХУДОЖНИКА
— Я хотел тебя спросить: как ты относишься к творчеству Эдгара По? — спросил Хутиэли.
— Замечательно, — с сомнением проговорил Беркович, ожидая подвоха.
— Я имею в виду классический рассказ “Украденное письмо”. Помнишь, полицейские искали конверт во всех углах, а он лежал на самом видном месте?
— Помню, конечно, — кивнул Беркович. — Более того, такое со мной постоянно случается. Вчера, к примеру, я полчаса искал пульт управление телевизором, а эта штука, оказывается, все время лежала у меня в кармане.
— Не тот случай, — вздохнул Хутиэли. — В карманах у Гиршмана смотрели, ничего там не было.
— О каком Гиршмане речь? — насторожился Беркович.
— Об Ароне Гиршмане, художнике, который умер два дня назад.
— Я читал, что он скончался от обширного кровоизлияния в мозг. Это что, неверная информация? Его убили?
— Информация точная. Гиршман умер от инсульта в больнице “Ихилов”. Проблема не в самом художнике, а в его завещании. Он ведь был богатым человеком.
— Наверно, — кивнул старший инспектор. — Выставки в престижных галереях, какую-то картину в прошлом году приобрел музей Прадо.
— Вот именно. Мне, честно говоря, все это не нравится. Мазня.
— Моше! — воскликнул Беркович. — Гиршман — известный примитивист!
— Я и говорю — примитив и чепуха, у меня внучка рисует лучше. Впрочем, это неважно. Дело, видишь ли, в том, что у Гиршмана это был второй инсульт. Первый случился год назад, после него у художника дергалась левая половина лица. Он понимал, что второе кровоизлияние может случиться в любой момент, но верить не хотел, думал, что будет жить вечно.
— Все мы так думаем до определенного времени, — вздохнул Беркович.
— Да, но тебе, Борис, пока нечего оставить потомкам. А Гиршман имел на счетах миллиона три. Плюс вилла. Плюс акции. Плюс трое детей, брат, сестра и две бывшие жены — и все со своими правами на наследство. Адвокаты ему сто раз говорили, что нужно составить завещание, а он каждый раз посылал их подальше.
— Понятно, — кивнул Беркович. — Завещания нет, и теперь наследники перегрызутся между собой.
— Напротив! Буквально за сутки до нового инсульта Гиршман позвонил своему адвокату — это Нахмансон, известная личность, — и сказал, что составил завещание. Договорились, что адвокат приедет на виллу через два дня, чтобы все окончательно оформить. А через сутки — инсульт… Но завещание Гиршман написал — об этом он заявил Нахмансону совершенно определенно. |