Не дослушав говорившего, Юлай спросил:

— Ты сам-то откуда родом будешь, кустым?

— Из Тамъянского рода, агай. Из Куткура. Зовут меня Хайрулла, а отца моего — Шаяхмет.

— Остальные тоже тамъянцы?

— Да нет. Из тамъянцев я тут один, — сказал Хайрулла и представил старшине своих товарищей: — Зайнулла — из Китайского рода, Хупитдин — из Кубалякского, а вон те — из аулов, что под началом старшины Кулуй Балтаса.

— И ни одного из Шайтан-Кудейской волости?

— Ни одного.

— Тогда зачем ко мне пожаловали? Нет чтобы к своим старшинам обратиться.

— Да какой от них прок, агай! А про Кулуй Балтаса болтают, будто он такой лютый, что похлеще хозяев завода будет. Сам же перед урысами лебезит, под их дудку пляшет.

— Х-м, ну а я к вам какое отношение имею?

— Не имеешь, конечно. Да только, кого ни спроси, все в один голос твердят, будто справедливее и добрее тебя никого нет. Потому мы и…

— Погоди, погоди, кустым, — перебил Юлай Хайруллу во второй раз. — Нечего меня так возносить! Я ведь тоже не святой.

— Пускай не святой, зато мы знаем, что кроме тебя нам никто не поможет, — возразил тот.

— И что же я должен, по-вашему, сделать? — спросил Юлай.

— Дай нам письменное разрешение на жительство в другом месте. Или хотя бы похлопочи за нас перед заводчиками, заступись.

— Нет у меня права такие бумаги чужим выдавать, кто из другой волости. И в заводские дела я вмешиваться не могу.

— И все ж попробуй, потолкуй с хозяином, агай. Не выйдет — так не выйдет, придется нам тогда в лес бежать и жить там.

Старшина Азналин знал, что столковаться с заводчиком Твердышевым невозможно, однако почувствовал, что уже готов поддаться на уговоры молодых рабочих.

— Ну, хорошо. Допустим, поеду я в Биларит. А дальше что? — с сомнением произнес он. — Вы ведь и сами знаете, какой у Твердышева крутой нрав. Он ни с кем не считается. Уж как ни бился я, чтоб строительство завода на Симе остановить, да все зря. Последнее слово все равно за хозяином завода осталось, за зверюгой этим. — Сказав так, Юлай велел накормить каскынов.

Их судьба не оставила его равнодушным. Наутро он поднялся чуть свет и стал будить Салавата.

— Улым, поедешь со мной в Идельбаши?

— Конечно, атай, поеду, — не раздумывая, согласился тот, вскакивая с постели.

Подкрепившись завтраком, отец и сын собрались на скорую руку и, не мешкая, отправились вместе с беглыми рабочими по дороге, ведущей в Белорецк.

Когда до завода оставалось всего несколько верст, путники разделились. Оставив беглецов возле горной речки в у реме, Юлай с Салаватом поехали дальше.

За два года окрестности Белорецка сильно изменились. Сосновые леса между горами Марак и Тилмэй заметно поредели, а на Агидели возвели для нужд завода запруду, растянувшуюся на несколько верст. Справа от нее, на пологом берегу, расположились заводские здания и доменная печь. Издалека виднелись четыре каменных постройки. На их фоне выделялись еще четыре выстроенные из красного кирпича корпуса. Из расположенных в них кузниц вылетали огненные искры. Было слышно, как работают приводимые в движение водяными мельницами тяжелые молоты.

Заметив, насколько поражен всем этим сын, Юлай объяснил:

— Двадцать пудов веса у этих молотов. Они сплющивают чугун, который выходит из доменной печи.