Да ладно, так ли, эдак ли, а учителя на месте. Живут-то в основном за городом. Вот смогут поучить друг дружку.
Думая про Мэтта, Бен сказал:
— Не все живут за городом.
— Один черт, — отозвался Паркинс. Ему на глаза попались колья за ремнем у Бена. — Собрались укокошить этого хмыря такой вот штукой?
— Да.
— Хотите, так возьмите мою пушку. Нолли об ней мечтал. Да-а, любил Нолли ходить при оружии, только ему и понадеяться нельзя было, что кто-нибудь банк грабанет — банка-то в Уделе нету. Правда, вампир из Нолли выйдет хороший — коли парень вникнет в это дело.
Марк смотрел на Паркинса с нарастающим ужасом, и Бен понял, что мальчика надо увозить. Это было хуже всего.
— Пошли, — сказал он Марку. — Он конченый человек.
— Кажись, так оно и есть, — согласился Паркинс. Блеклые глаза, окруженные сеткой морщинок, осмотрели город. — Что тихо, то тихо. Я тут видел Мэйбл Уэртс с биноклем, а чего нынче высматривать? Вот ночью, похоже, будет, чего.
Бен с Марком вернулись к машине. Было почти 5:30.
В без четверти шесть они подъехали к церкви Святого Андрея. Храм отбрасывал длинные тени, которые, словно пророчествуя, накрыли дом священника, стоявший на другой стороне улицы. Вытащив с заднего сиденья сумку Джимми, Бен вытряхнул ее содержимое. Там отыскалось несколько маленьких ампул. Бен выплеснул то, что в них было, за окошко, сохранив флакончики.
— Что вы делаете?
— Наберем туда святой воды, — объяснил Бен. — Идем.
Они прошли по тротуару к церкви и поднялись по ступеням. Собравшийся было открыть центральную дверь Марк вдруг остановился и ткнул пальцем:
— Смотрите.
Ручка почернела и слегка оплавилась, будто сквозь нее пропустили мощный электрический разряд.
— Тебе это о чем-нибудь говорит? — спросил Бен.
— Нет. Нет, но… — Марк тряхнул головой, прогоняя неоформившуюся мысль, открыл дверь, и они вошли.
В церкви было серо, прохладно, ее заполняло то бесконечное беременное молчание, которое роднит все пустые алтари веры, и белой, и черной. По обе стороны от широкого прохода, разделяющего два ряда скамей, гипсовые ангелы удерживали чаши со святой водой, склонив спокойные, полные радостного понимания лица, словно им хотелось увидеть свое отражение в неподвижной воде.
Бен положил ампулы в карман и велел:
— Омой лицо и руки.
Марк встревоженно посмотрел на него.
— Это же свя… свято…
— Святотатство? На этот раз нет. Давай.
Они макнули в неподвижную воду руки, потом плеснули на лица — так только что проснувшийся человек плещет холодной водой в глаза, чтобы снова загнать в них окружающее.
Достав из кармана первую ампулу, Бен стал заполнять ее, и тут пронзительный голос прокричал: «Эй, там! А ну! Что это вы делаете?»
Бен обернулся. Оказалось, что голос принадлежит Роде Корлесс, домоправительнице отца Каллахэна, которая сидела на первой скамье, беспомощно крутя в руках четки. Из-под подола черного платья торчало нижняя рубашка, волосы были в беспорядке — она причесывала их пальцами.
— Где святой отец? Что вы делаете? — голос был тонким, пронзительным, близким к истерике.
— Вы кто? — спросил Бен.
— Миссис Корлесс. Экономка отца Каллахэна. Где святой отец? Что вы делаете? — Женщина стиснула руки, ломая пальцы.
— Отец Каллахэн нас покинул, — сказал Бен как мог осторожно.
— О, — она прикрыла глаза. — Он выступил против той напасти, что поразила этот город?
— Да, — ответил Бен. |