Как и он, я зажёг поминальные ароматические палочки и вернулся на своё место.
— Эй, женщины! Гость выпивки заждался! — громко крикнул краснолицый.
Его зычный голос разбудил девушку лет семнадцати-восемнадцати, прикорнувшую в углу вместе с кучкой ребятишек. Она вскочила, приняла сидячее положение и, протерев глаза, ошарашенно посмотрела на меня. Девушка была белолица и безукоризненно красива.
— Мы люди простые; предложить нам особо нечего, — обратилась ко мне средних лет женщина, очень похожая на девушку.
Поставив передо мной тарелку с варёными овощами, она налила мне чего-то крепкого из маленькой глиняной бутылки.
— Благодарю, — сказал я, делая глоток.
Напиток был густой, почти несладкий и очень вкусный.
— Скажите, а кто умер? — спросил я женщину.
— Мой дядя.
— Дядя? Ой! Извините, пожалуйста.
Похоже, люди в этой деревне жили долго. Кроме старосты ещё кое-кому из присутствующих давно перевалило за семьдесят — четверым мужчинам и семи женщинам. У всех мужчин были густые бороды и большие, широко раскрытые глаза, а женщины в своё время наверняка считались красавицами.
Мужчины громко переговаривались между собой на разные темы. Было видно, что возвращение бородача расшевелило компанию. Даже дети стали просыпаться. Красивая девушка, которая спала с ними, вместе с другими женщинами подавала теперь еду и выпивку. Все звали её Оцуки. Были ещё три девушки, примерно её одногодки, все очень хорошенькие. Но ни одна не могла сравниться с Оцуки.
Краснолицый, похоже, отличался особым пристрастием к выпивке, часто вставал и подливал мне. По закону вежливости я наполнял его чашку, он её выпивал и снова протягивал мне.
— Что же вы не пьёте? Не нравится?
— Ну что вы! Напиток просто замечательный.
— Вот именно! Местная марка. Называется «Утренняя обезьяна».
Прошёл час, другой. Голоса вокруг звучали всё громче. Я выпил уже три бутылочки «Утренней обезьяны» и порядочно захмелел.
— Ну, давай ещё! — предложил краснолицый, подходя, чтобы в очередной раз наполнить мою чашку.
— Извините, меня что-то развезло, — сказал я, — Если мне ещё, я под стол свалюсь. И дальше уже никуда не поеду. Можно стакан воды?
Краснолицый обернулся.
— Эй, принесите гостю чего-нибудь холодненького!
— Сейчас!
Пробегавшая мимо Оцуки спрыгнула на земляной пол и, перескочив через рельсы фуникулёра, бросилась на кухню. Достала из большого холодильника бутылку кока-колы и принесла мне.
— Ты уедешь отсюда, когда выйдешь замуж? — спросил я, сделав глоток.
Оцуки смотрела на меня без малейшего смущения, с каким-то безразличием.
— Наверное. Хотя здесь большинство девушек выходят за парней из Кабаньего или Оленьего Леса. Иногда парни из других деревень сюда переселяются, а бывает, здесь, в Медвежьем Лесу, друг на друге женятся.
Её позвали, она отошла от меня, чтобы налить кому-то спиртного. Все другие женщины были в короткополых кимоно, и лишь Оцуки в джинсах и свитере.
Ночь тянулась медленно, работы у женщин стало меньше, и они начали по очереди уединяться с детьми в углу помоста, чтобы вздремнуть. Две девушки заснули, выглянув ноги в мою сторону. Всякий раз, как они ворочались во сне, моему взору открывались молочной белизны ляжки. Я не знал, куда спрятать глаза.
Мужчины принялись в такт бить в ладоши.
— Ну? Кто петь будет? — обратился с призывом сияющий староста.
— А танцевать? — подхватил бородач.
— Я! Я буду! — Краснолицый встал и вышел на середину. |