Людмила Бояджиева. Салон «Желание»
«С новым счастьем, господа! С новым годом, люди! С наступающим, товарищи!» Со всех сторон талдычат: «С новым, с новым, с новым!», cловно, и в правду что–то изменится, кроме цифры в календаре. А сколько шума, сколько нешуточных ожиданий, предчувствий! Елки, мандарины, шары, серпантин, конфетти… Психоз праздничной лихорадки — покупки, стрижки, магазины, салоны, возбужденная суета, озабоченность какими–то приметами, предсказаниями, приготовлением стола и собственным обновлением. И маята и трепет… Тихий голос опыта противно каркает, что все это — пустяки, суета сует. И вопреки его скучной умудренностью расцветает робкая надежда «а вдруг?» Вдруг произойдет, случится то, что так давно ждал… Над новогодним базаром гремит музыка, пахнет чебуреками, апельсинами, но сильнее всего хвойный дух — мощный возбудитель предпраздничной лихорадки. Мишура, огни, водопады сверкающей канители и легкий снежок, сам по себе совершенно волшебный. Если, конечно, смотреть не под ноги, где он хлюпает, превращенный в грязное месиво, а в небо. Пусть блеклое от московских огней, пусть хмурое, серо–буро–малиновое, а вовсе не звездное. Но огромное, щедро сеющее эту мелкую, ювелирную благодать на радостно взволнованный мир. Шуша утерла нос рукавом стеганной куртки и вздрогнула от ужаса: рукавом нос! Да еще на людях! Разве она могла позволила себе такое прежде… Так то прежде! Так то — Александра Беляева, Сашенька — отличница, мастер спорта в одиночном фигурном катании, модница, звезда школьных праздников… Нашла о чем вспоминать! Разве это существо в берете по уши, бесформенном пуховике и пудовых бутсах с лету делала два с половиной оборота в финальном Итальянском танго и задавала тон на дискотеках? Разве за ней таскал сумку блистательный фигурист Антоша Грюнвальд, а преподаватель истории Илья Борисович Соболев, так захватывающе рассказывавший об эпохе Возрождения, на выпускном экзамене чуть ли не плакал: «У вас замечательное научное будущее, детка!» Тетка, скукожившаяся над лоточком с косметикой в промозглой слякоти базарчика — это что–то отдельное, бесполое, бесполезное, неумелое. И невезучее. Три дня до Нового года — торгуй и торгуй! А в кармане ни копья, одни долги. Вон, страждущие приобрести подарки стадами ходят. А прилавок с продукцией парфюмерной фирмы «Керри» народ обтекает, словно на нем написано что то нехорошее типа: «Не подходи — убьет» или «Осторожно! Энцефалит». Лишь какой–нибудь чудак зарулит, рассеянно покопается и в сторону. Хорошо еще, если не нанесет материальный ущерб. Вторую пудреницу за день разбили. Значит, вычитай из прибыли. Да какая там прибыль — одни слезы. Плакался подарок Зинуле. «Глазами умными в глаза мне посмотри…» умолял голос Киркорова, доносящийся из киоска с видео и аудио продукцией. Соответствуя его пожеланию, молоденький мент, обходящий ряды с альбомом находящихся в розыске преступников, строго заглядывал под кавказские козырькастые кепки и пышные меха гостей с Украины. Цыганки заявились целой толпой, но не гадать — отовариваться. То же ведь имеют право на отдых. И тоже мечтают. Все в эти дни мечтают пуще обычного, словно впали в детство, словно и в самом деле услышит их просьбы добренький всемогущий дедуля с мешком подарков. Огоньки на кафетерии мерцают, заманивают, переливаются зеркальные шары, разбрызгивая радужные лучи. А чего сверкают, чего заманивают? Обман, сплошной обман. Уж ей–то, Шуше, смешно иллюзиями маяться. Шуша и есть Шуша. Так она называла себя в детстве, искажая труднопроизносимое имя Шура. И близкие называли девчушку так же, симпатично с умилением. Теперь в устах матери, адресующей дочери в основном упреки, «Шуша» звучит довольно обидно. |
