Реактивные самолеты взлетают куда лучше, чем устаревшие самолеты с поршневым двигателем, но иногда у них взрывается мотор, как это случилось в Орли. Старость — большое препятствие для полета. Однако никто еще не видел, чтобы очень старая птица не могла взлететь из-за старости.

А вот если человек старый, это видно сразу. Старики ступают тяжело, они бредут вдоль стен и изгородей, волоча ноги, у них болят колени. Одни люди стыдятся старости, другие — еще и смерти, и когда наступает этот миг, они прогоняют всех и говорят:

УХОДИТЕ, Я ДОЛЖЕН ПРИГОТОВИТЬСЯ К СМЕРТИ.

Есть такие птицы, которые живут очень долго, но в конце концов тоже становятся старыми и дряхлыми. Орел, сокол, ворон и некоторые южноамериканские попугаи, с вашего позволения, живут больше ста лет. Но потом и к ним приходит старость, и они начинают терять перья. Мы же в старости теряем волосы. Мы — то есть человеческие существа.

Холод пронизывает меня до костей, иногда мне бывает холодно даже летом, когда ярко светит солнце. Внезапно тебя охватывает дрожь — это приближается Вечная стужа. Все равно что жить на Северном полюсе, где вокруг сплошной лед, и все дома изо льда, и не знаешь, куда податься. Даже высморкаться не можешь — луч солнца покажется и сразу же исчезнет. Лучше держаться подальше от Северного полюса, пусть туда отправляются исследователи Арктики, если им очень уж хочется.

Мне холодно и сейчас, когда я иду по улице и чувствую, как постепенно улетучивается все мое человеческое тепло. Загляни в бар, Джузеппе. Зайди выпей чего-нибудь горячего. Я ищу бар, но никак не могу найти. Между тем бары есть, их было много, вдоль дорог по ночам ярко сверкали цветные рекламы. Я должен найти бар прежде, чем мое тело совсем закоченеет, мне нельзя терять ни минуты. Останавливаю прохожего, но он ничего не знает. Наконец еще издалека вижу вывеску, гласящую:

«ЦЕНТРАЛЬНЫЙ БАР».

Ну, вот я и нашел бар. «Центральный бар». Но центральный по отношению к чему? Центром чего вы себя считаете? Земли? Так знайте — центр земли находится совсем не здесь.

За стойкой стоит бармен с усталым лицом, он смотрит на меня с таким видом, точно думает: что он хочет заказать, этот старик? Настой ромашки? Вот ромашка, говорит бармен. Ромашка «Бономелли». Ну хорошо, ромашка «Бономелли», но почему вы так на меня смотрите? Я устал, у меня дрожат руки, одежда моя промокла, глаза покраснели и слезятся, лицо покрылось бледностью, но все равно это я, Джузеппе, прозванный Джузеппе, — так меня именовали всегда.

31

Полиция все же нашла очки, валявшиеся в траве у оврага Священников. Если это не очки мясника, то что им делать в траве? Да ничего, а что они, спрашивается, должны делать? Откуда они взялись? А откуда взялись трава и земля? Почему вы не вызовете экспертов из отдела научной криминалистики? Любопытно, что они скажут. Да они знают не больше нашего. Порой эти вопросы полиции — откуда что взялось — вызывают у меня смех.

Эксперты измерили линзы очков в специальной лаборатории и установили: четыре диоптрии в правом глазу и пять — в левом; этот тип был здорово близоруким. Все сведения были занесены на особые секретные бланки, и потом эти бланки были разосланы всем полицейским управлениям зоны Альбано вплоть до побережья. Полиция говорит: — Теперь, когда мы нашли очки,

НАЙДЕМ И ГЛАЗА.

Газеты пишут, что очки были не того мясника, но об этом в Павоне все знают и без газет. Ну хорошо, не мясника, но очки и не мои, если вам так хочется знать. Я не ношу очков, носил много лет назад, теперь у меня отличное зрение, вполне. А прежде, до знакомства с Розанджелой, я был близорук. Теперь же вижу даже ночью, как немецкие летчики во время войны. Чтобы видеть в темноте, они ели морковь, а английские пилоты — черничное варенье.