Альенде связывала с кубинскими руководителями не только идейная общность, их сближала, роднила и схожесть характеров, вкусов, наклонностей. Альенде, как и руководители кубинской революции, политически сформировался в левом студенческом движении, питался одинаковой с ними духовной пищей, одними и теми же книгами. У него и у них были одни и те же герои, перед которыми они преклонялись, — вожди войны за независимость Бернардо О'Хштинс, Симон Боливар, Хосе Марти, «генерал свободных людей» Сесар Аугусто Сандино, возглавлявший войну против американских интервентов в Никарагуа в 20—30-х годах XX века, Луис Эмилио Рекабаррен, Пабло Неруда, а также великие обличители империализма, помещиков, капиталистов и попов мексиканские художники-монументалисты Хосе Клементе Ороско, Диего Ривера, Давид Альфаро Сикейрос… А с Че его сближало еще и то, что они оба были врачами и оба пожертвовали медициной в пользу революционной борьбы за освобождение Латинской Америки от гнета империализма.

Но чилийский лидер не только в чем-то походил, но и в чем-то отличался от революционеров острова Свободы.

Он был почти вдвое старше своих кубинских друзей.

В отличие от них, конспираторов, подпольщиков, партизан, боровшихся с оружием в руках против Батисты и одержавших победу над многократно превосходившим их числом и вооружением противником, чилиец был политиком парламентского, так сказать, «легального» типа, мастером политических баталий, привыкшим сражаться словом, а не автоматом. На первый взгляд могло показаться, что это должно было отдалить его от руководителей кубинской революции. Ведь его методы борьбы казались прямой противоположностью кубинским, с тем еще для него минусом, что кубинские революционеры уже продемонстрировали действенность своих методов, их результативность, а ему, проигравшему две президентские кампании, еще предстояло доказать, что он на верном пути, что в Латинской Америке народ может победить не только путем вооруженных действий, но и «мирным» путем, в частности с использованием выборов.

Не было ли это реформизмом, утопией, самообманом, в особенности в свете столь, казалось бы, убедительного опыта кубинской революции? Только будущие события, только последующее развитие революционного процесса в Латинской Америке могло дать окончательный ответ на этот вопрос. И все же при всех отличиях в тактике конечная цель была у них одинакова.

«Мирный» путь Альенде выбрал не потому, что был пацифистом по натуре или питал какие-то иллюзии в отношении намерений своих политических противников, а потому, что считал его для Чили наиболее действенным, наиболее реальным, ведущим к завоеванию власти трудящимися. Это хорошо понимали его кубинские друзья и среди них Че, наиболее бескомпромиссный сторонник вооруженной борьбы против сил реакции и империализма. В этом проявлялось не только доверие Эрнесто Гевары к Альенде, как к революционеру и человеку, но и одинаковая с ним оценка положения в Чили, где в силу целого ряда обстоятельств — наличия парламентской традиции, мощного рабочего движения — сложились условия, благоприятствовавшие тактике единого фронта в иных формах и проявлениях, чем вооруженное восстание или партизанская борьба, как это имело место на Кубе и как, по мнению того же Че, должно было иметь место в большинстве стран Латинской Америки. Альенде очень ценил книгу Че «Партизанская война», которую ее автор подарил ему с дарственной надписью: «Сальвадору Альенде, стремящемуся другими путями достигнуть того же самого. С добрым чувством — Че». Со своей стороны, Альенде был горячо привязан к Че. Он относился к нему как бы к своему «alter ego» — «второму я».

Альенде и Че встретились во второй и последний раз в 1961 году в Уругвае, во время конференции в Пунта-дель-Эсте.