– Сейчас не время проявлять благоразумие! – в ярости возразила я. – Нужно действовать! О, почему все оборачивается против меня!

– Это неправда, – спокойно произнес де Монтрой. – Как посол вашего брата я нахожусь здесь для того, чтобы помогать вам, и лучшее, что я могу сделать, – это говорить вам правду.

Он добился своего. Я поняла, что должна остаться во дворце, по крайней мере – еще на некоторое время.

В тот же самый день пришли и другие вести. Они тоже стали следствием раскрытия заговора в армии. Страффорд был признан виновным – кроме всего прочего и в том, что пытался привести из Ирландии отряды, которые стали бы воевать против Англии.

Он был приговорен к смертной казни.

Я знаю: все осуждали Карла за то, что случилось потом; и еще я знаю, что у него не было другого выхода.

Что за ужасные были дни! Они стали началом нашего конца.

Король прибыл в Уайтхолл. Еще никогда не видела я мужа таким подавленным и несчастным. Он мог думать только о Страффорде. Карл любил этого человека, да и я была очень привязана к нему. Никто из нас не мог смириться с той участью, которая его ожидала.

– Он не должен умереть! – снова и снова повторял Карл. – Я обещал ему, что он не погибнет.

– Вы – король, – напомнила я мужу. – Вы можете отказаться подписать смертный приговор, и тогда никто не посмеет казнить Страффорда. Помните: вы все еще венценосец, хоть эти презренные пуритане и делают вид, что это не так.

– Да, – твердо проговорил король, – я не подпишу смертного приговора.

Лондон горел желанием увидеть, как голова Страффорда скатится с плеч. Почему простые люди так любят подобные зрелища? Может быть, потому, что те, кому они завидовали прежде, теперь могли завидовать им, поскольку эти жалкие безродные бедняки сохраняли хотя бы жизнь? Возможно. Но в любом случае толпа жаждала крови Страффорда.

Отовсюду до нас доходили самые разные слухи. В Лондоне вдруг заговорили о том, что французский флот захватил острова в проливе Ла-Манш. Чернь тут же принялась проклинать меня… и мою мать. Бедная матушка, какую же ошибку она совершила, решившись на приезд в Англию!

Та ночь в растревоженном слухами городе была одной из самых ужасных ночей в моей жизни. Крики и вопли толпы могли вогнать в дрожь даже самого храброго человека. Это был рев обезумевших людей, которые, подобно своре гончих псов, жаждали растерзать свою жертву. В этом их порыве не было никакого смысла, не было вообще ничего, кроме желания причинить боль тем, на кого они решили напасть.

Отвратительные сплетни обо мне, дикие обвинения в адрес такого достойного человека, как король, ненависть к Страффорду, вся вина которого заключалась лишь в том, что он был верным слугой своего государя и своей страны, – всем этим обезумевшие мужчины и женщины оправдывали охватившую их жажду крови и разрушений. Если бы эти люди могли хоть на миг остановиться и задуматься, то они сразу поняли бы, как они неправы. Но они сбросили с себя тончайший покров цивилизации, и на свободу вырвались их дикие инстинкты – как звери во время охоты в джунглях. Но чернь была хуже зверей… Те охотятся для того, чтобы добыть себе пищу, толпой же двигало исключительно желание отомстить господам, которые, по ее мнению, всю жизнь купались в роскоши и наслаждались жизнью. Как я ненавидела этот сброд! Слабоумные, немытые, завистливые отбросы человеческой расы.

Они устраивали шумные сборища у ворот Уайтхолла. До меня смутно доносились крики: «Справедливости! Смерть ему, смерть!»

Справедливости! О какой справедливости могла идти речь, если на эшафот пытались отправить такого прекрасного человека, как граф Страффорд?! Смерть? Да.