Страффорд написал письмо Лоду, который тоже томился в Тауэре, и попросил архиепископа подойти к окну и благословить его, когда он будет проходить мимо. Лод так и сделал, а потом потерял сознание и рухнул на пол в тот миг, когда Страффорд всходил на эшафот возле башни Тауэра.

Посмотреть на казнь собрались толпы людей, и когда Страффорд поднял руку и обратился к ним, на площади воцарилось напряженное молчание.

Многие пересказывали нам потом слова Страффорда, и суть их сводилась к следующему:

– Я всегда верил в то, что парламент в Англии – преданный слуга монархии и нации, пекущийся лишь об одном – о том, чтобы государь и его народ жили мирно и счастливо. Не позволяйте же, чтобы первые строки гимна счастью народному были написаны кровавыми буквами!

Таков был завет Страффорда, но народ не внял ему.

Страффорд встретил смерть спокойно, как и подобает благородному человеку; он не дал завязать себе глаза и попросил немного времени, чтобы молча помолиться. Страффорд пообещал, что, закончив разговор с Богом, он поднимет руку – и тогда палач может браться за топор.

Так умер наш друг.

В тот день закончились его земные горести и беды.

Наши же только начались…

ШПИОНКА

Когда я приехала к своей матери, та в ужасе металась по дворцу. Ей и в собственном королевстве приходилось видеть разъяренные толпы, а потому она отлично знала, что такое народный гнев и в какую чудовищную бурю он может превратиться.

– Мне необходимо уехать, – заявила моя мать. – Я должна покинуть эту страну. Генриетта, послушай меня! Я так и вижу, как этот сброд штурмует дворец. Никакого почтения к королевам! Никогда не думала, что в Англии тоже возможно такое! Мне казалось, что у вас здесь значительно спокойнее. Эти люди – просто варвары. Они ненавидят короля. Они ненавидят тебя. И, похоже, почти все они ненавидят даже меня! Дикари! Как людоеды в дальних странах, они раздирают на куски и пожирают любого чужака!

– Пока они пожрали графа Страффорда, – напомнила я ей. – А он не был тут чужаком. И тем не менее, дорогая матушка, я думаю, что вам действительно следует уехать… если это еще возможно.

– Дорогая моя, вы должны поехать со мной, – решила моя мать.

– И оставить Карла?! – удивилась я.

– Поедем со мной, может быть, нам удастся добраться до Франции, – предположила королева.

– Боюсь, Людовика не слишком обрадует наш приезд, – усомнилась я.

– Пусть стыдится! Ведь речь идет о его собственной матери и родной сестре! – вспылила мать.

– Многие французские короли не слишком любили своих родственников… – напомнила я.

– Да нет у него собственного мнения! – возмутилась мать. – Он мечется между женой и Ришелье… А она сейчас пытается сделать вид, будто собирается подарить стране наследника. Боже мой, у Анны было для этого столько времени!

– Карл считает, что вам удастся уехать беспрепятственно, – примирительно сказала я.

– Тогда мне надо немедленно собираться в путь, – заторопилась она.

– Знаете, что я подумала? У нас ведь есть еще один союзник – принц Оранский. Возможно, в конце концов брак одной из наших дочерей окажется не таким уж и унизительным… Я знаю, что принц занимает не слишком заметное положение в Европе, но он очень богат, – оправдывалась я. – Может быть, он захочет помочь нам? При его поддержке я могла бы собрать армию, вернуться с войсками в Англию и встать рядом с королем. И тогда мы объявили бы всем этим ничтожным членам парламента и пуританам войну и показали бы им, кто в стране настоящий хозяин… Они или Карл – законный монарх и помазанник Божий.