Она посмотрела на Ясновидящую, словно встретила ее впервые: маленькая, стройная фигурка со спутанными волосами, такими неправдоподобно белыми, внезапно появившаяся вертикальная морщинка на лбу. У нее снова возникло ощущение, что есть бремя тяжелее, чем ее собственное.

Она вспомнила пережитое ими вместе в Гуин Истрат, и ей захотелось, к собственному удивлению, чем-нибудь помочь, предложить какое-то утешение, чтобы это были не просто слова. Но Дженнифер была права, когда сказала тогда, после ухода Дариена: никто из них не может предложить настоящего утешения другому.

Она смотрела, как Ким подошла к Пуйлу и обняла его, крепко прижала к себе; потом поцеловала его в губы. Он погладил ее по голове.

— До скорого, — сказала Ясновидящая, это было явно отголоском того мира, который они оба оставили. — Постарайся быть осторожным, Пол.

— Ты тоже, — вот и все, что он ответил.

Жрица видела, как Ким подошла потом к Дженнифер и обе женщины обменялись фразами, но не расслышала, что они сказали.

Затем Ясновидящая повернулась. Джаэль показалось, что она прямо на глазах стала более далекой. Ким жестом велела Лорину и Мэтту встать по обе стороны от нее. Она приказала им взяться за руки и положила свою левую ладонь на их руки. Потом подняла другую руку высоко в темноту и закрыла глаза. В ту же секунду, словно установилась какая-то связь, Камень Войны вспыхнул так ярко, что на него невозможно стало смотреть, а когда слепящий свет погас, все трое уже исчезли.

Когда Флидис очнулся, в лесу было совсем темно. Поднеся руку к голове, он почувствовал, что его рана зажила. Боль исчезла. Но и его правое ухо тоже. Он медленно сел и огляделся. Его отец был здесь.

Кернан присел на корточки неподалеку и серьезно смотрел на него, держа неподвижно увенчанную рогами голову. Флидис долго молча смотрел ему в глаза.

— Спасибо, — произнес он наконец вслух. Рога на мгновение качнулись в ответ. Затем Кернан сказал, также вслух:

— Он не старался тебя убить.

«Ничего не изменилось, — подумал Флидис. — Совсем ничего». Это тоже был старый узор, вытканный так невероятно давно, когда он и Галадан были молоды, что гнев и обида уже притупились. Он мягко ответил:

— Не убить он тоже не старался.

Кернан ничего не ответил. В лесу было темно, луна поднялась еще недостаточно высоко, чтобы пролить серебряный свет на то место, где они находились. Однако они оба очень хорошо видели в темноте, и Флидис, глядя на отца, прочел в глазах Бога и подлинную печаль, и чувство вины. Именно последнее его обезоружило, как всегда.

Он пожал плечами и сказал:

— Могло быть и хуже, наверное.

Рога снова шевельнулись.

— Я залечил рану, — сказал отец, словно оправдываясь.

— Знаю. — Он пощупал неровный край ткани на том месте, где раньше было ухо.

— Скажи, — спросил он, — я очень уродлив?

Кернан склонил набок свою великолепную голову глядя на него оценивающим взглядом.

— Не больше, чем раньше, — рассудительно ответил он.

Флидис рассмеялся. И через секунду Бог тоже рассмеялся — низким, рокочущим, чувственным смехом эхом разнесшимся по лесу.

Когда смех смолк, показалось, что среди деревьев стало очень тихо, но только для тех, кто не был настроен на Пендаран, как эти двое, лесной Бог и его сын. Даже с одним ухом Флидис мог слышать шепот леса, сообщения, пробегающие туда-сюда со скоростью пожара. Вот почему они говорили вслух: слишком многое открывалось во время мысленной связи. А той ночью в Пендаране были и другие силы.

Ему это вдруг кое о чем напомнило. Об огне, если говорить точнее. И он сказал:

— Действительно, для меня все могло обернуться гораздо хуже.