|
Вы с Уном очень друг другу подходите, но тем труднее выбрать для вас эмоциональ. Впрочем, мы почти уже решили. То есть я решил, и уже давно, однако надо убедить других. Наберись терпения, Тритт". "Все мое терпение кончилось". "Я знаю. И все-таки подожди", - Жесткий опять говорил так, словно ему было весело. Когда Жесткий оставил их вдвоем, Ун округлился и стал гневно разреживаться. Он сказал: "Тритт, как ты мог? Ты знаешь, кто это?" "Ну, Жесткий". "Это Лостен. Мой специальный руководитель. Я не хочу, чтобы он на меня сердился". "А чего ему сердиться? Я говорил вежливо". "Ну, неважно", - Ун уже почти принял нормальную форму. Значит, он перестал злиться. Тритт почувствовал большое облегчение, хотя и постарался это скрыть. А Ун тем временем продолжал: "Это же очень неловко, когда мой дурак-правый вдруг подходит и начинает разговаривать с моим Жестким". "А почему ты сам не захотел?" "Всему есть свое время". "Только почему-то для тебя оно никогда своим не бывает". Но потом они помирились и перестали спорить. А вскоре появилась Дуа. Ее привел Лостен. Тритт этого не заметил. Он не смотрел на Жесткого, он видел только Дуа. Но после Ун объяснил ему, что ее привел Лостен. "Вот видишь! - сказал Тритт. - Я с ним поговорил, и потому он ее привел". "Нет, - ответил Ун. - Просто наступило время. Он все равно привел бы ее. Даже если бы ни ты, ни я ничего ему не сказали". Тритт ему не поверил. Он твердо знал, что они получили Дуа только благодаря ему. И конечно, второй такой Дуа в мире быть не могло! Тритт видел много эмоционалей. Они все были привлекательны, и он обрадовался бы любой из них. Но, увидев Дуа, он понял, что никакая другая эмоциональ им не подошла бы. Только Дуа. Одна только Дуа. И Дуа знала, что ей полагается делать. Совершенно точно знала. А ведь ей никто ничего не показывал, говорила она им потом. И ничего не объяснял. Даже другие эмоционали, потому что она старалась держаться от них подальше. И все-таки, когда они все трое оказались вместе, каждый знал, что ему надо делать. Дуа начала разреживаться. Тритту еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь так разреживался. Он даже не представлял себе, что подобное разреживание возможно. Она превратилась в сверкающую цветную дымку, которая заполнила все вокруг. Он был ослеплен. Он двигался, не сознавая, что движется. Он погрузился в туман, который был Дуа. Это совсем не походило на погружение в камни. Тритт не чувствовал никакого сопротивления или трения. Он словно парил. Он осознал, что тоже начинает разреживаться - легко, без тех отчаянных усилий, которых это обычно требовало. Теперь, когда Дуа пронизывала его всего, он в свою очередь без малейшего напряжения рассеялся в густой дым. Ему казалось, что он струится, исчезая и растворяясь в радости. Смутно он увидел, что с другой, левой, стороны приближается Ун, тоже расходясь дымом. Затем он соприкоснулся с Уном, смешался с ним. Он перестал чувствовать, перестал сознавать. Он не понимал - он ли окружает Уна, Ун ли окружает его. А может быть, они окружали друг друга или были раздельны. Все растворилось в чистой радости бытия. Она заслонила и смела и чувства, и сознание. |
