Я быстро натираюсь кремом от растяжения, мы одеваемся и выпадаем из тёмного тёплого шатра в лучистый продувной день.

Муданжские лошади — это нечто. Я, конечно, и вообще лошадей в жизни мало видела, и больше в фильмах и на картинках, чем вживую. И всё-таки, я думаю, тут какая-то особая порода.

Во-первых, они исполинские. Та, на которой вчера за нами приехал пастух, — довольно миниатюрная по сравнению с основной массой табуна. Мне объяснили, что пастухи ездят только на своих собственных лошадях, а особо крупные экземпляры, понятно, и жрут в особо крупных размерах, и это невыгодно. К тому же, мы стояли на снегу на лыжах, а того снега там было немало, лошадь же благополучно проваливалась по колено, так что оценить её рост было трудновато.

Во-вторых, они косматые. Длинные, аккуратно расчёсанные пряди спускаются со спины почти до колен и слегка кудрявятся под брюхом и шеей. Собственно, гривы как таковой у этих тварей нет, она не выделяется на фоне прочей обильной шевелюры. А хвост — ну хвост, классическая такая метёлка.

— А им летом не жарко? — спрашиваю, пока мы прогуливаемся вдоль выстроенных на парад диковинных зверей, по ошибке названных лошадями.

— Здесь — нет, — отвечает Азамат. — А на юге лошади лысые.

Конюшня, где этих скотин держат зимой, оказывается, стоит прямо рядом с шатрами, только она белая и снегом засыпана, так что мы её вчера с воздуха не разглядели. Впрочем, что это я, Азамат-то всё разглядел, это у меня глаза где-то не там растут.

Азамат подходит то к одному, то к другому гигантскому копытному, рассматривает морду, приподнимает губу, гладит по шерсти. Собаки вьются вокруг нас вперемешку с пастухами — и тем, и другим любопытно и тревожно, что скажет новый хозяин.

— А ты собираешься одного себе взять? Домой? — интересуюсь я. В Ахмадхоте, вроде, тепло. Как бы не пришлось эту скотину брить на лето…

— Почему только одного? — удивляется Азамат. — Двоих как минимум, а то и ещё кое-кому в подарок можно прихватить.

— Ты же не думаешь, что я буду на этом  ездить? — с содроганием уточняю я.

— А почему нет? — снова удивляется он. — Отличные кони. Все твои соседки обзавидуются, когда увидят. Не всё же тебе пешком ходить, а по городу на машине не всегда удобно, улицы-то узкие.

— Может, я лучше на велосипедике… — безнадёжно блею я. — Я же не умею на лошади…

— Ну вот, — хмыкает Азамат. — На лыжах умеешь, а на лошади нет. Для столичной дамы с певчим именем это никуда не годится. Уж придётся научиться, лапочка моя.

Лапочкой он меня вполне искренне назвал, но в общем контексте это как-то неприятно прозвучало. Мы проходим ещё несколько шагов, и Азамат останавливается перед очередной здоровенной скотиной совершенно кристально белого цвета. Скотина что-то меланхолично пережёвывает и поглядывает на хозяина из-под полуопущенных ресниц.

— Попробуй-ка вот эту, — кивает мне муж. — Ты на белой лошади будешь смотреться просто сногсшибательно.

— А падать я с неё буду головоломательно, — передразниваю я его по-муданжски. Ему страшно нравится, когда я принимаюсь коверкать его родной язык, даже завёл заметку в мобильнике, куда записывает мои экзерциссы, как за маленьким ребёнком. Пастухи реагируют грохочущим смехом, хотя казалось бы, довольно очевидное построение. — Ты подумал, как я на эту махину забираться буду?

— Естественно, — кивает он, поворачивается к соседней лошади и одним махом с места запрыгивает ей на спину. — Иди сюда, я тебя подниму.