— Страйк ОДИН! — выкрикнул судья, мистер Арч Броди, аптекарь. Он всегда объявлял болы и страйки смачно и четко.

— Давай, Песик, — завопил Кайл Олафсон, — снимай свою биту с плеча!

— Давай, Пес! — подхватили другие мальчишки.

Что-то снова пронеслось по воздуху между Этаном и Пером.

— Страйк ДВА! — объявил мистер Арч Броди.

— В следующий раз лучше приготовься отбить, — посоветовал скрипучий голос Безымянника Брауна, но среди зрителей Этан старичка не нашел, хотя голос прозвучал у самого его локтя. Зато Дженнифер Т. смотрела прямо на него.

— Дыши, — беззвучно, одними губами выговорила она, и Этан осознал, что задерживает дыхание с того самого момента, как мистер Олафсон посмотрел в его сторону.

Он сошел с площадки, подышал и встал обратно, решив, что на этот раз врежет. На риск идти можно, когда счет у тебя нулевой, но поскольку он уже заработал два страйка, лучше, пожалуй, все-таки сделать взмах. Когда Пер Дэвис откинулся назад для подачи, Этан, перехватив рукоять, поднял и опустил плечи. К сожалению, перед тем как размахнуться, он сделал нечто не совсем подобающее, а именно зажмурился.

— И ТРИ! — провозгласил мистер Броди, решив его судьбу.

— Ничего, — сказала Этану Дженнифер Т., когда они вместе вышли на поле. — Мы их удержим. Главное, что ты пробил.

— Ага.

— И размах у тебя был хороший.

— Угу.

— Только ты немного рано замахнулся.

— Я зажмурился, — сказал Этан.

Дженнифер Т., встав у своей первой базы, потрясла головой, давая понять, что терпение ее на исходе, и повернулась лицом к «дому».

— Ну хоть на поле-то не жмурься, ладно?

На поле (тренер всегда ставил Этана во внешнем секторе справа, где игроков, желающих остаться невидимыми, помещали со времен изобретения бейсбола) он, однако, всегда играл еще хуже. Где уж там ловить мяч — Этан даже не видел этот самый мяч, когда тот летел к нему. Даже когда флай падал в траву и катился к ограждению, подскочив не меньше трех раз, Этану стоило труда отыскать его. Потом он находил-таки мяч и бросал! Ой! Все отцы, следившие за игрой из-за спины кэтчера, в отчаянии ударяли себя по лбу. Этан ни разу не вспомнил, что мяч следует бросать отсекающему, который стоит между ним и «домом» специально для того, чтобы передавать мячи кэтчеру. Нет, он метал сплеча, крепко зажмурившись, и мяч даже близко к «дому» не попадал. Он улетал на стоянку за третьей базой, а один раз угодил прямо в зад спящему лабрадору.

Этан занял свое место, надеясь всем сердцем, что на этот раз, пока он там стоит, ничего не случится. Рука в новой, жесткой полевой рукавице вспотела и начинала неметь. Холодный ветер, который он ощутил на Хотел-бич, дул теперь и на поле, и тучи заслонили солнце. Этан щурился от серого, вызывающего головную боль света. Голос Хирона Брауна звучал в голове к немалому раздражению Этана. Интересно, задумался он, есть ли для мозга какая-то разница между тем, что ты слышишь, и тем, что ты вспоминаешь из слышанного? Затем он перебрал в уме несколько версий, объясняющих присутствие на Клэм-Айленде редкого африканского примата. Его мысли, таким образом, были весьма далеки от бейсбола. Он смутно отмечал, как другие игроки болтают, хлопают рукавицами, дразнят или ободряют друг дружку, но чувствовал себя очень далеким от всего этого. Как одинокий воздушный шарик на дне рождения, который отцепился от стула на лужайке и улетает в небо. Мяч хлопнулся поблизости и покатился к изгороди целеустремленно, словно по важному делу.