Чашка сделана в виде головы Авраама Линкольна с бородкой — ну надо же. — Это время, точнее говоря, день. День, когда все спящие пробудятся, включая и мертвых, — только не твой старик. Даже если Рваная Скала случится, он будет крепко спать, пока ты не вернешься благополучно после разговора с Соседями и я не уложу тебя обратно в твою поросячью постельку.
В книжках или в кино люди, когда с ними случаются странные вещи, часто говорят: «Наверное, мне это снится». Но ведь во сне ничего не кажется странным. Этан думал, что видит сон, не потому, что к нему явился волшебный лис с нелепым предложением, и не потому, что этот лис курил трубку, набитую явно не табаком, а как раз потому, что ничто из всего этого не казалось ему особенно странным.
— Что это за фантастическая судьба? — спросил он. Ему, непонятно с чего, вдруг подумалось, что судьба эта как-то связана с бейсболом.
Пройдисвет встал и зажал в зубах трубку с очень лисьим выражением лица.
— Ага, интересно? Тебе представляется редкий шанс получить уникальные знания.
— Какие это? Скажи толком!
— Я тебе все расскажу по дороге. — Пройдисвет пустил струю голубого дыма, пахнущего горелой мебельной обивкой, спрыгнул с кровати, развалистой походкой прошагал к окну, подтянулся и вскочил на подоконник. — Надень свитер, — сказал он. — Шмыгать будет холодно.
— Шмыгать?
— Ну да, по Древу.
— По Древу? — Этан снял со спинки стула свитер с капюшоном. — Какому еще Древу?
— По Древу Миров, — нетерпеливо бросил Пройдисвет. — И чему тебя только в школе учат?
Волшебные лисы любят поучать — это давно известно. Пройдисвет, шагая по Фельдовской подъездной аллее, прочел Этану целую лекцию об истинной природе Вселенной — это было одной из его излюбленных тем.
— Можешь ты представить себе бесконечное дерево? — спросил он. У почтового ящика с надписью «Фельд Эйршип» они свернули налево, пролезли под проволочной оградой и пошли на запад вдоль пограничной линии, отделяющей Фельдов от Юнгерманов. — Дерево, корни которого змеятся до самого дна великой бездны, а концы ветвей тянутся в недостижимое?
— Я все могу представить, — ответил Этан, цитируя мистера Фельда, — кроме отсутствия воображения.
— Сильно сказано. Что ж, вот и представь. Если ты когда-нибудь смотрел на большое дерево как следует, ты знаешь, что от земли идет сначала ствол, потом развилки, которые в свою очередь делятся на сучья, а те на ветки, а те на веточки и так далее, до самых тонюсеньких побегов. Все это разрастается во все стороны, изгибается и переплетается. На самых концах помещается миллион миллионов зеленых отростков, раскиданных по небу, как вспышки от фейерверка, но если ты спустишься от тысячи миллиардов зеленых пальцев по веточкам, веткам и сучьям, то попадешь в так называемую осевую точку и увидишь, что вся эта кружевная масса сводится всего к четырем большим ответвлениям, отходящим от главного ствола.
— Да, понял, — сказал Этан.
— Теперь допустим, что дерево это невидимо. Нематериально. Ты не можешь потрогать его.
— Допустим.
— Единственная видимая его часть — это листья.
— Ясно.
— Листья этого нескончаемого дерева — это миллион миллионов мест, где происходит жизнь, где случаются разные истории, где появляются и исчезают живые существа.
Этан подумал немного.
— Клэм-Айленд — он тоже как лист?
— Не «как», а просто лист. Древо — не какая-то там метафора, поросенок. |