|
Но только затем, чтобы доказать мне, до чего смешны и абсурдны мои подозрения! Потом все было так, как я и предсказывал: машина, Вильма, поцелуи. Карли обомлела только на мгновение, а потом перевела дух, снова пришла в себя и по дороге домой стала объяснять мне, что есть тысяча и одна безобидная причина, чтобы папа регулярно встречался с Рыбой Вильмой и что не следует сразу же думать о «романе». Ведь среди знакомых поцелуи — дело самое обычное! И даже если предположить, что это любовь, все равно не стоит очень уж беспокоиться: эта Вильма ничуть не красивее нашей мамы, а время от времени каждый супруг позволяет себе маленькие шуры-муры. Так что самое умное — забыть обо всем, а самое идиотское — рассказать об этом маме!
То, что маме ничего рассказывать не нужно, мне и самому в последнее время стало ясно. Сейчас у нашей маменьки забот и так выше крыши. Она осталась без компаньонки. Эту компаньонку, которая вместе с мамой владеет вязальным магазином, зовут Тереза-Шарлотта, и она совершеннейшая недотепа. Три года назад они с мамой сняли пустой запущенный магазин, отремонтировали его и битком набили шерстью, потому что вязание якобы снова «входит в моду», а вязальный магазин — это настоящий «хит». Но, во-первых, вскоре после этого за углом распахнул свои двери другой вязальный магазин, куда больше и красивее. А во-вторых, Шарлотта подписала с домовладельцем совершенно идиотский договор о найме, и вскоре тот жутко взвинтил арендную плату, причем, по словам нашего адвоката, с полным на это правом. Так или иначе, магазин не стал «золотым прииском», о котором мечтали мама и ее компаньонка. Папа даже утверждает, что вязальный магазин — это дыра в семейном бюджете, прибыли он не приносит, а только сам требует денег. К тому же мамина компаньонка очень ненадежна. Уговор был такой: до обеда в магазине работает мама, а после — Тереза-Шарлотта. Но и тут дело не заладилось. У Шарлотты всегда находятся неотложные дела, которые не позволяют ей во второй половине дня продавать шерсть и объяснять покупательницам, как вязать какой-нибудь узор. А теперь она вообще улетела на месяц в США, и маме приходится работать и после обеда. До шести вечера. В результате она даже не успевает купить чего-нибудь на ужин. В крайнем случае, за покупками могли бы ходить Карли и я. Но требовать от нас каждый божий день присматривать после обеда за Шустриком — это уже чересчур. Мальчишка пропускает мимо ушей все, что мы с Карли ему говорим. Вдобавок он надоедлив, как целая армия вшей! С ним все время надо играть. Он даже телевизор не хочет смотреть один, кто-нибудь непременно должен сидеть рядом и держать его за ручку. А вечером, когда домой приходит мама, он жалуется ей, что мы уделяли ему недостаточно внимания! На Бабкино присутствие Шустрик тоже не соглашается. Но это можно понять. Бабка считает своих трех внуков «совершенно невоспитанными», и когда она «принимает послеобеденную вахту» по присмотру за Шустриком, ей ужасно хочется нагнать все упущения в его воспитании, причем с космической скоростью. Как нужно есть, как нужно сморкаться, как сидеть на стуле правильно, не разваливаясь на нем, как говорить со взрослыми и поддерживать порядок, как делать домашние задания — все это Бабка хочет преподать за один интенсивный курс. Однажды она до того обнаглела, что указала на дверь моему школьному приятелю только потому, что он, разлив какао, выругался: «Тьфу, черт, какой я идиот!» Бабка объявила, что я не должен с ним общаться. Еще она вечно талдычит маме, что нельзя позволять Карли и Вуци сидеть вместе — без родительского присмотра — в одной комнате. Это, мол, неприлично! Бабка все в жизни делит на «прилично» и «неприлично». Но разумно объяснить, почему то прилично, а это — нет, она не может. Когда ее спрашиваешь об этом, она скорбно опускает уголки рта и обиженно говорит: «Перестань дерзить!» В общем, по-настоящему поладить с Шустриком может только Бабушка. |
