— Так у вас нынче камней не добывают?

— Мало. Плохое это рукомесло, а так, охотка одна. Другой с неделю ищется где-нибудь в яме, а принесёт домой ничего… Старики сказывали, что прежде струганцев много попадалось: смольяки больно хрушкие, аматисты, шерла, тяжеловесы. Разный камень шёл… Вон тут на Тальяне и добывали, а ноне изубожилось всё. По деревням-то хрестьяны ищутся: в Алабашке, в Луговой, в Южаковой… Кто чему, значит, подвержен, а от нас камень отдалел.

Относительно камней образовалась целая мужицкая номенклатура: «струганец» — кристалл вообще, «тумпас» употребляется в том же значении и отчасти заменяет слово штуф, смольяк — дымчатый горный хрусталь, раух-топах, тяжеловес благородный топаз и т. д. В Мурзинке сохранилось ещё своё собственное название для всех драгоценных камней: тальяшки или тальянчики, т. е. камни, которые когда-то разыскивали выписанные на Урал итальянцы. Большинство камней носят испорченные названия, прилаженные к мужицкому говору: аматист, шерла. Замечательно, что такие испорченные слова обошли весь Урал: на заводах и на рудниках везде говорят вместо кварц — «скварец», вместо колчедан — «колчеган», как те же рабочие окрестили ватерпас «вертипасом», а домкрат «панкрашкой». Из вашгерда на южно-уральских золотых промыслах получился «машерт».

— А вы слыхали про знаменитый берилл из Мурзинки, который сейчас хранится в венском минералогическом музее? — спрашивал меня Василий Васильич, когда речь зашла о мурзинской старине.

— Слыхал, но сам не читал.

— А я читал… Видите ли, как было дело. Шереметьев или Строганов, не помню хорошенько, в сороковых годах послал своего дворецкого на Урал, именно в Мурзинку, чтобы купить здесь камней на месте. Дворецкий отправился и прожил в Мурзинке целое лето. Ну, известно, летняя пора, народ весь в поле… Вот однажды дворецкий захотел напиться холодного квасу и полез в погреб. Только смотрит он, а на кадушке с грибами или с капустой лежит гнёт, т. е. камень, и камень совсем правильный, призмой. Дворецкий-то был со свечой и присмотрел камень к огню: просвечивает камень. Захватил он камень с собой и говорит хозяйке, когда приехали с поля, чтобы та продала ему камень. Ну, конечно, баба глупая, ничего не понимает, — рада, что двугривенный получила. Поехал дворецкий в Петербург с камнями, а на дороге, как на грех, встречает какого-то англичанина, который ехал в Мурзинку тоже за камнями. Разговорились: то-сё… Дворецкий показывает свои камни, англичанин смотрит, а потом и говорит: "Продайте вот этот". Это он насчёт бабьего гнёта. И сразу, понимаете, синенькую в зубы дворецкому. Ну, тот сообразил, что за двугривенный выгодно получить синенькую, и отдал, а англичанин-то продал в Англии камень за 10 тысяч рубликов. Оказался прекраснейший берилл густого кровяного цвета, длиной в 8 дюймов и шириной в 4 дюйма, — он был в кожухе, ну, настоящего-то цвета и не видно. Потом уж этот берилл попал в Вену за 50 тысяч рублей.

Василий Васильич клялся, что читал об этом в какой-то старинной минералогии, и я оставляю этот рассказ на его совести.

Невозможного ничего нет, тем более, что встарину не только люди были лучше, но, как оказывается, даже и камни…

IV

Новая мера. — Гора Тальян. — Громкое название: копь цветных камней. Старинная копь на Тальяне. — Как «руководствуют» цветной камень нынче. Якунъка и Пронька. — Характеристика различных названий копей. — Величина копей. — Архиерейский камень, искусственные самоцветы, шерлы.