Они постояли еще немного. Корона демоницы валялась по‑прежнему у их ног. Кэт поддала ее ногой. Пусть кто хочет забирает эту дрянь.

– Холодно, – тихо сказал принц. Кэт спохватилась. Конечно. Вдруг он еще и ранен? Ах, как же теперь довести его до дома? Он же не кот, он большой, тяжелый, он в доспехах… Надо скорее домой… И надо снять панцирь, от него только холоднее.

Индракумара шел медленно, пошатываясь от усталости. Кэт дотащила его до бетонного блока, которых тут по какой‑то причине валялось в зарослях много, усадила и принялась расстегивать ремни, чертыхаясь и ломая ногти, мимоходом думая, где же это он потерял шлем и не пойти ли его поискать… Наконец выковырять его из панциря удалось, а наручами и прочим Кэт уже не стала заниматься. Под доспехами, как и ожидалось, был пропотевший насквозь стегач – замечательный, шелковый, темно‑красный с золотыми драконокотами. Кэт оглянулась. Никого. Помощи искать негде. Она сняла куртку и шарф.

– Не надо, – попытался было сопротивляться принц, но Кэт зашипела на него, и он, тихо рассмеявшись, покорился.

– Ты не ранен?

– Но ведь пастух всех исцелил, ты же видела, – шепотом ответил Индракумара и улыбнулся. Кэт облегченно вздохнула. Осмотрелась вокруг. Пространство еще не успокоилось, и не было видно ни родной Сетуни, ни Поклонной горы. А стояли они словно в оке бури. Было очень тихо и холодно. Оставалось только ждать. И Кэт совершенно не было страшно рядом с Индракумарой.

«Жаль, что я не оборотень, – приплясывала от холода Кэт. – Была бы сейчас в пушистой шубке – не мерзла бы».

«Газель» возникла как из ниоткуда. Приехала она со стороны рассвета, о чем и говорила характерная надпись на табличке на лобовом стекле. «Рассвет – дальше везде». Кэт побежала к маршрутке, даже не задумываясь, как она попала сюда и куда им теперь ехать. Мысли в голове были самые дурацкие.

«Господи, как я Индракумару в таком виде по городу потащу? А, да ладно, доехать бы».

Когда «газель» притормозила, Кэт увидела, что на переднем сиденье, рядом с огненно‑рыжим водителем, развалилась Марфа Ивановна, а по соседству сидит совершенно не по‑котовьи, демонстрируя татуированное брюхо, Джедай.

– Та‑а‑ак, – протянула Кэт.

Дверь отворилась, и внутри обнаружился весь целый и невредимый выводок Марфы Ивановны. Кэт только покачала головой.

Они забрались в салон, что оказалось не так‑то просто при нынешнем росте Индракумары. Кэт с рыжим молчаливым водителем загрузили туда доспехи, и маршрутка тронулась. Почему‑то Кэт была уверена, что раз уж тут Марфа Ивановна с Джедаем, то довезут их до самого дома, и подумала, что, наверное, все захотят есть, и что надо будет много готовить, и что водителя надо хотя бы чаем напоить… А Индракумару еще и коньяком, и спать, всем спать!

О том, как теперь придется менять жизнь, она не думала. «Я подумаю об этом завтра», – улыбнулась она самой себе.

Водитель включил обогрев, и вскоре принц, пригревшись, уснул, уронив голову Кэт на плечо. Кэт осторожно поймала его правую руку и тихонько высвободила из нее рукоять меча, которой он так и не выпустил.

Перед рассветом по городу прошел ветер. Сильный ветер. Он раскачивал и ломал ветки тополей, срывал рекламные щиты, валил старые деревья и фонари. И под порывом его осела внутрь, как взорвавшийся вулкан, и рухнула тень Башни…

А у Рождественского монастыря метался посреди улицы, среди ветра человек, расхристанный, потерянный, и, растопырив руки и подняв к небу лицо, плакал и кричал:

– Господи! Что же мне делать? Куда мне идти, Господи? Это же Армагеддон, Армагеддон… Господи…

Вот и конец очередному сражению в бесконечной моей войне.