Изменить размер шрифта - +
Это могло говорить о том, что, по меньшей мере, два человека пытались выбраться из дома, но почему-то не сумели, Дальше - больше, жердь выворотила третий череп, На этом можно было поиски прекратить, для меня уже все было ясно.

    Я выбрался с пожарища, отряхнул с себя прах и, сколько смог, сажу, после чего пошел к колодцу умываться. Именно там, недалеко от него, в кустах, мне и попалась на глаза главная улика преступления: обожженный бердыш со сгоревшей деревянный ручкой, То, что его забросили сюда совсем недавно, можно было понять по примятой траве, на которой он лежал, и моей вчерашней палке, валяющейся рядом.

    Никого другого, кроме вчерашнего красавца, в попытке скрыть улики преступления я не заподозрил, осталось только выяснить, кто он такой и какое имеет отношение к погибшему Требухину.

    Пока я умывался и очищал одежду, во дворе начали появляться люди, судя по одежде и поведению, холопы. Я подозвал какого-то парня со смышленым лицом и спросил о таинственном красавце. Он долго пытался понять, кем я интересуюсь, но так и не смекнул, о ком идет речь. Впрочем, возможно, это я не смог ему толком объяснить, кто мне нужен. Пришлось набраться терпения и ждать, когда встанут все гости.

    Проболтавшись без дела с полчаса, я встретил своего рынду. Он уже оправился после своего ночного любовного подвига и, став настоящим мужчиной, смотрел на меня едва ли не свысока.

    -  Иди, готовь лошадей, мы скоро отсюда уезжаем, - сказал я.

    -  Это еще зачем? - не скрывая недовольства, спросил он.

    -  Нам здесь больше нечего делать.

    Парнишка скорчил недовольную рожу и независимо повел плечом:

    -  Я хочу остаться! У меня здесь Аксинья!

    Кажется, у меня на корабле назревал бунт. Начинающий половой гигант влюблялся во все, что носило юбку.

    -  Хочешь сгореть, как боярин? - спросил я. Ваня набычился и смотрел на меня исподлобья злыми упрямыми глазами.

    -  Я все равно останусь!

    Спорить с ним, пока он находился в таком состоянии, было бессмысленно.

    -  Хорошо, оставайся. А мне пойди и оседлай донца.

    Парнишка завилял глазами, потом повернулся так, чтобы не встретиться со мной взглядом, и неожиданно заявил:

    -  Боярышня не велела!

    -  Какая боярышня? - не сразу понял я. - Наталья?

    -  Наталья Прохоровна! - поправил он.

    Это было уже круто, такого поворота событий я не ожидал, Наталья начинала наглеть не по дням, а по часам. Вот тебе и феодализм в действии!

    -  Хорошо, я сам с ней поговорю, - сказал я и, не откладывая в долгий ящик, пошел выяснять отношения с бывшей возлюбленной.

    В господской избе вповалку, кто на лавках, а кто и просто на полу, спали гости. Я прошел, переступая через тела, к лестнице, ведущей в терем боярышни. Навстречу мне метнулась какая-то женщина и залопотала, преграждая дорогу:

    -  Куда, куда, туда нельзя, боярышня отдыхает!

    -  Тогда пойди сама и скажи своей боярышне, что мне нужно с ней поговорить! - сердито сказал я.

    -  Никак невозможно, государь-батюшка, она изволит почивать!

    -  Значит, разбуди! - рявкнул я так, что начали поднимать головы спящие гости.

    -  Кто там шумит? - раздался сверху нежный Наташин голосок.

    -  Наталья, мне нужно с тобой поговорить!

    -  Ах, я еще не проснулась, неужели нельзя дать мне отдохнуть в тишине!

    Выяснять с ней отношения в присутствии просыпающихся гостей мне не хотелось, как и позволить помыкать собой, Потому я резко сказал:

    -  Ничего с тобой не случится, потом доспишь!

    Наталья с минуту размышляла, потом обратилась к защитнице лестницы.

Быстрый переход