Три параллельных ствола, разделенных неширокими промежутками – с полметра, не более. Длиннющие стволы, вроде бы цельные, что само по себе удивительно: гравитация здесь примерно равна земной, с чего бы вымахать таким деревьям?! Не столь уж толстые стволы, человек любой из трех обхватит без усилий. Невозможно представить себе существо, способное воспользоваться этим сооружением как нормальным мостом – ни настила, ни перил, упражнение не для слабонервных с высотобоязнью… Больше похоже на этакие сюрреалистические рельсы – понятие, вполне сочетаемое со словом «бронепоезд»…

Эти три ствола, перекинутые через бездонную расщелину, поддерживались чем-то вроде дугообразных ферм, на первый взгляд состоявших из таких же стволов, но потоньше, опять-таки словно бы цельных, красиво выгнутых неведомой силой и непонятно как скрепленных.

Всем им показывали снимки, чертежи, подробно объясняли, что к чему, но в натуре мост выглядел неизмеримо красивее и загадочнее. Безумно жаль было рушить это чудо, столь же диковинное, как и замок, – и рукотворное вроде бы, и в то же время неуловимо схожее с окружающей чащобой, словно было ее полноправной частицей, неотделимым фрагментом, веткой огромного дерева, листом кустарника… Непонятность окружающего мира давила на плечи Кирьянова, словно тяжесть моря на глубоко опустившегося водолаза. Прежде, во время прошлых операций, с ним никогда такого не случалось, даже в том загадочном пространстве, за которое они получили красивые высокие ордена…

Он не удивился бы, узнав, что остальные чувствуют то же самое – было что-то такое в их движениях, жестах, в том, как они озирались, шли, смотрели по сторонам… Впервые столь остро ощущалось, как это – оказаться чужаком в чужом мире.

Но не было времени над всем этим думать. Из кустов у самого края расщелины возникла невысокая щуплая фигурка в мешковатом комбинезоне и прилежно доложила голосом Жакенбаева:

– Полная порядка, однако. Тихо, никого не ходи. И паровоза не ходи. Моя не видела часовых.

– Направо, направо, налево, направо… – указывал Зорич пальцем.

Но они и так прекрасно помнили свой маневр. Разомкнулись на две тройки, разошлись по обе стороны моста, принялись разматывать веревки и привязывать один конец к подходящим деревьям, росшим у самой расщелины.

Штандарт-полковник не успокоился, пока не обошел всех, не проверил самолично прочность узлов. Потом только отдал тихую команду.

А сам остался наверху, единственным часовым. С одной стороны, самая непыльная в данной ситуации работенка. С другой же… Появись неведомые обитатели планеты в большом количестве, мало что мог бы сделать штандарт-полковник, вооруженный лишь тесаком из какого-то местного аналога железного дерева. Судя по всему, воевать здешние умели и предавались этому занятию с удовольствием…

Но не было другого варианта. Их оказалось ровно столько, сколько начальство посчитало нужным послать, и действовать они могли только так, а не иначе, и приказ есть приказ, хоть ты тресни…

Чуточку подбодрив себя этими незатейливыми, воистину строевыми мыслями, Кирьянов еще раз, чисто машинально, попробовал веревку, взялся за нее обеими руками, вздохнул и, повернувшись спиной к расщелине, стал спускаться – очень медленно, с оглядкой, упираясь ногами в отвесную почти стену, поросшую чем-то вроде густого плюща, осторожно пропуская меж пальцами некрупные узлы, завязанные через каждый метр. По обе стороны от него, близко, так, что рукой можно дотронуться, старательно спускались Кац и Жакенбаев, почти с той же скоростью.

Оказалось, в расщелине гораздо светлее, чем казалось сверху, – та сторона, противоположная, тонула в густой тени, а откос, вдоль которого повисли три веревки, как раз и был освещен метров на сто вниз, но все равно не видно дна.