Прапорщик Шибко двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана пачку сигарет. Дышал он почти нормально, и лицо казалось почти спокойным, но руки все же подрагивали, и губы кривились.

– Нутром чувствовал, право слово, – наконец выговорил он, двумя пальцами поддерживая в углу рта зажженную сигарету, глядя куда-то сквозь Кирьянова прозрачными синими глазами. – Давно к тому шло, но тогда в каминной глазыньки у него стали дозревшими… – Он произнес длинную затейливую фразу на неизвестном Кирьянову языке, судя по интонации, определенно матерную. – Кулибин, мать его, Левша доморощенный, народный умелец, гений-золотые руки… Это ж уму непостижимо, расскажи кому – не поверят. В жизни бы не подумал, что можно кустарным образом, чуть ли не голыми руками переделать излучатели на убойный залп… На один-единственный, правда, вон как все замкнуло-коротнуло, но все равно, уважаю… Ум-мелец, чтоб тебя!

Оружейник, все еще дергаясь в последних приступах рвоты, сдавленным голосом отозвался:

– Все равно урою, сука власовская, еще не вечер…

– Остынь, хрен старый, – сказал Шибко почти спокойно. – Ишь… Ярость благородная вскипает, как волна… Я бы еще понял, сокол, будь ты фронтовичком, но ты ж всю жизнь проторчал в тылах, и не просто в тылах, а в галактических…

– Куда родина поставила, там и торчал! – прохрипел Митрофаныч, тщетно пытаясь подняться на ноги. Хриплый кашель гнул его к земле. – И торчал, промежду прочим, в наших тылах, на своей стороне!

– Ну, предположим, я тоже болтался не на чужой передовой, а на самой что ни на есть своей, – произнес Шибко совсем бесстрастно. – Это ведь как посмотреть…

– Все равно урою, власовская морда, – уже другим тоном, безнадежным и вялым, пообещал Митрофаныч, кое-как усевшись и упираясь в землю кулаками. – Ур-рою…

– Ох, не уроешь, старина, – сказал Шибко, тускло улыбнувшись. – В себя придешь, вспомнишь про уставы, регламенты и правила, прикинешь на трезвую голову… Охолонешь.

– Хрен тебе, – отозвался Митрофаныч без особой убежденности.

– Охолонешь, – уверенно заключил Шибко. – Черти б тебя взяли, народного мстителя, теперь изволь голову ломать, как все это замазать. Ну да ладно, что-нибудь придумаем… – Он уставился на Кирьянова, словно впервые обнаружив его присутствие, криво улыбнулся: – Степаныч нас не выдаст, ага? К чему трясти грязным бельем на публике?..

– Я не стукач, – сердито сказал Кирьянов. – Только как вы собираетесь замазать…

– Не первый год на свете живем, – уверенно сказал Шибко. – Сочиним убедительную бумагу: мол, по неизвестным причинам бортовые излучатели совершенно самостоятельно и непроизвольно вместо обычного режима сработали непонятным образом в неподобающем диапазоне… Если изложить толково и направить бумагу умеючи, все будет в ажуре: полностью исключив человеческий фактор, создадут, как водится, комиссию из бюрократов и ученых мужей, те и другие везде одинаковы, что на Земле, что в Галактике… Поставят кучу экспериментов, моделируя здешние условия, будут грешить на флюктуации звезды, гравитационную постоянную, пояса ионизирующего излучения, выдвинут несколько взаимоисключающих гипотез, и каждая группа будет сражаться за свою так долго и яростно, что о самом предмете спора постепенно забудут насовсем…

– Серьезно? Все же – Галактика…

– Ну и что? – пожал плечами Шибко.