|
– Мишь-шя плохому не научит. Ты одно запомни: человек с головой нигде не пропадет, что на зоне, что в Галактике. Понимаешь, друг мой ситцевый, в Галактике живут не одни только академики, генералы, ученые и прочие интеллигентские чистоплюи при портфелях и галстуках. Тут еще навалом самого простого народа: швейцаров, официантов, мусорщиков, разных там кондукторов и старших проводников мягких вагонов. От того, что они все не земные, а галактические, суть дела не меняется. Есть белая кость, которая престижной работой занята, а есть еще и уйма обслуги, самого что ни на есть простонародья. И простой пацан вроде меня, битый-хаваный жизнью и видавший виды, с ними всегда дотумкается до полного понимания и братства цивилизаций. Дело житейское. Короче, я сначала свел знакомство, когда был в отпуске, с пилотами из обслуги этого вот летающего борделя, а там помаленьку и повыше пролез… Благо, Степаныч, я тебе скажу со всей ответственностью: этот высший свет, что на Земле, что тут, не особенно и отличается от рванины из дешевых забегаловок. Потому что упирается все в одно: отдохнуть поприятнее и потрахаться до посинения. В возможностях только и разница, сечешь? У одного хватает только на стекломой и вокзальных минетчиц, а другой лакает из хрустальных бокалов дорогое пойло да девиц холеных на бархате раскладывает. Такая вот нехитрая философия… Пошли? Ты только не подгадь, душевно тебя прошу. Если сорвется, я на тебя на всю жизнь обижусь. Когда еще выпадет такой случай…
И он решительно зашагал вперед, к подножию упиравшейся нижними белоснежными ступеньками в желтую траву лестницы, на верхней площадке которой, меж двумя высокими статуями (позолоченными? или литыми из чистого золота?) появились две фигуры в белом. Сначала показалось, что обе они женщины, но потом, когда обитатели заоблачного дворца спустились ниже, Кирьянов рассмотрел, что женщина там только одна, а ее спутник попросту крайне женоподобен – вялый и расхлябанный, томный и смазливый молодой парень с накрашенными сиреневым губами, затейливыми золотыми безделушками на мочках ушей, сверкавшей россыпью самоцветов диадемой в роскошных золотых волосах. Одет он был в некое подобие римской тоги с алым узором по подолу – или как там он называется? – и золотые сандалии. – Опа, опа… – сквозь зубы прошептал Миша. – Полный и законченный пидор, не ошибешься. Видал балахон? Это я ему в прошлый отпуск про Древний Рим рассказал и матерьяльчики подсунул насчет модных тогдашних фасонов. Он дуб дубом, аристократ хренов, про Рим только и запомнил, что там педерастия была в ба-альшом ходу… Ладно, это, как договаривались, мой фронт работ, куда тебе с непривычки… Ты на его сестренку целься. Есть внутренние возражения? – Никаких, – вынужден был тихонько признать Кирьянов. Она была очаровательна – перевитые алмазными нитями золотые волосы, огромные синие глазищи, прямой носик, пухлые губы, застывшие в невероятно капризной улыбке. Коротенькое белое платьице, словно сшитое волшебным образом из снежинок – и каждая снежинка видна, и каждая не похожа на другую, – золотые сандалии, ноги до колен обвиты крест-накрест сверкающей самоцветами тесьмой… Но дело даже не в том. Над ней, очаровательной, грациозной, хрупкой по-аристократически и великосветски томной, витал ощущавшийся любым разумным существом мужского пола приманчивый ореол полной и законченной шлюхи – не той, что вызывает презрение, а, наоборот, той беспутной феи, которую хочется трахать и трахать от заката до рассвета, вытворяя с ней все, что в голову взбредет, вгрызаясь по-звериному, ломая в руках… И ведь не было ничего внешне порочного ни в личике, ни в манере держаться – скромное очарование, тихая девочка на выпускном балу, разве что платьице коротковато. И все равно, эта чертова аура мощно ощущалась всеми имеющимися у гуманоида чувствами, так что Кирьянова проняло всерьез, и неловкость почти улетучилась. |
