Уладив все с Симпсоном, Билли снова сосредоточился на Сэм и мальчиках, тут же инстинктивно посмотрел в зеркала, но, к счастью, не обнаружил ничего подозрительного. Успокоенный этим, он закурил сигарету и заставил себя расслабиться, решив, что надо использовать предоставившееся время для подробной разработки плана и оттачивания всех его деталей. К тому моменту, когда впереди замаячила М25, он уже не сомневался в том, что предусмотрел все случайности и, что важнее всего, что его план должен был сработать.

Он снова поднял трубку, набрал номер Сэм в «БМВ» и сообщил ей, что дальше она поедет одна, что он любит ее, и попросил не беспокоиться о нем. И она исчезла в направлении М25. Она еще не успела влиться в поток машин, направлявшийся к Кенту, как Билли, развернувшись, уже вовсю мчался в противоположном направлении, одновременно просматривая телефоны, записанные на трубке, в поисках нужного.

Это был номер человека, с которым он был знаком много лет и по «Вест Хэму», и по выездам за рубеж со сборной, но к которому раньше он никогда не обращался. Он звонил ему только раз, будучи в Глазго, когда приехал туда с толпой английских болельщиков и когда их окружили с тыла, так что Билли был вынужден вызвать подкрепление. Но и тогда это было последним шансом, так как он всегда старался избегать контактов с экстремистами, что в равной степени относилось и к тем, с кем он был знаком по «Вест Хэму». Потому что в Аптонпарке, в отличие от других клубов, славившихся определенной причастностью к политике, таких ребят скорее терпели, нежели принимали. «Молотки» были скорее общественной организацией, нежели политической, и именно поэтому они смогли стать одной большой счастливой семьей, что позволило им существовать в течение столь долгого времени. В их среде не существовало никаких разногласий.

Однако это не мешало некоторым из его пацанов связываться как с левыми, так и с правыми. Однако если дело доходило до выбора между Бригадой и политикой, то он делался всегда в пользу Бригады. Даже такие ребята, как Большой Марк, всегда понимали и принимали это. А круче его никого не было. И тем не менее Билли всегда старался держаться от него подальше во избежание каких бы то ни было догадок относительно его собственных политических пристрастий.

Он посмотрел на набранный номер и, вознеся молитву за трансляцию матча с «Вест Хэмом» в понедельник, нажал кнопку «связь». Ему ответил хриплый голос на кокни:

— Чего надо?

Билли на мгновение замешкался: акцент был несколько иным по сравнению с обычным ист-эндовским — несмотря на резкость и почти зловещую тональность, голос свидетельствовал об образованности своего обладателя.

— Это Марк?

— Да, а это кто?

— Марк, это Вилли. Билли Эванс. Тональность голоса тут же изменилась. Он стал менее агрессивным, хотя не менее устрашающим.

— А, привет, Билли-бой. В чем дело?

— Послушай, Марк, мне очень неприятно тебя обременять, старик, но мне нужна твоя помощь. При чем быстро. Кто у тебя может навести справки о двух ирландцах, разыскивающих меня?

Марк перезвонил как раз в тот момент, когда Билли входил в свой офис. И сообщенные им новости не были обнадеживающими.

— Ты спрашивал об этих ребятах, — начал он, — так насколько мне известно из моих источников, они не из ИРА, старик. Они лоялисты. То есть на нашей стороне, Билли. Чем ты их рассердил?

— Это долгая история, Марк, — ответил Билли. — Мне надо с ними как-то связаться. Я хочу с ними встретиться.

— Я попрошу передать им твой номер. Это единственное, что я могу сделать для тебя. Но если мы говорим об одних и тех же людях, то они относятся к активистам, так что это довольно быстро дойдет до них.