— Что, лангуст оказался несвежим? — предположил я со злорадством, о происхождении которого вы догадываетесь, если, конечно, не вчера свалились с луны.

 Это не веселит Стриженого.

 — Все намного серьезнее, чем просто пищевое отравление, мой друг. Петит-Литтре один из немногих присутствующих на вечере, кто не почувствовал тревожных симптомов. Охваченный ужасом, этот достойный человек обратился ко мне: представьте его трудности!

 Надеюсь, у него они не связаны с желудком, не могу я сдержаться, чтобы снова не пошутить, я вообще шутник (такой шутник, что в один прекрасный день окажусь в шутейном доме).

 В порыве красноречия Старик продолжает:

 — Он не захотел обратиться в полицию, вы понимаете… Имена его гостей известны всему Парижу и...

 Ну, конечно, с такой публикой речь не может идти о разбирательстве на уровне полицейского участка.

— Я по-дружески прошу вас, дорогой, поехать и посмотреть на месте, в чем там дело...

 Вы уловили тонкий намек? Ваш Сан-Антонио попался, как кур в ощип. Правда, с почестями, достойными пасхальных яиц! Я проклинаю Старика, его высокопоставленных корешей и свою дурацкую привычку снимать телефонную трубку среди ночи.

 — Сейчас буду там, месье директор.

 Он диктует мне адрес Петит-Литтре.

 — Как только появятся новости, звоните!

 — Договорились!

 Я кладу трубку на рычаг и поворачиваюсь к Ирен.

 — Вы уходите? — лепечет она, побледнев от разочарования.

 — Да, срочное дело.

 — В такой час?

 — Один из наших крупных клиентов вылетает утренним рейсом в Рио, но перед тем хочет сделать заказ на сто двадцать миллиардов долларов, я спешу предоставить в его распоряжение наш каталог.

 Она встряхивает головой, чтобы лучше понять услышанное.

 Наконец понимает.

 — Чем вы торгуете?

 — Аппаратами по производству ветра. Вы немного вздремнете здесь, думая обо мне. А я не заставлю себя долго ждать.

 Меняю свой дорожный костюм принца Гэльского, помятый в железнодорожном путешествии, на темно—синий в полоску и спешу вывести свой «мерседес» из гаража.

 Через двадцать минут я появляюсь у Петит-Литтре.

 Это хибара типа Версаля; жилище не из тех, где делают пи-пи в подъезде! Оно состоит из двух этажей (Помнитё, по-нашему, из трех), внутреннего двора с вековыми деревьями, крыльца, превосходящего размерами сцену Паде-де-Шайо, и кованой решетки, рядом с которой чугунные кружева Ворот Станислава в Нанси покажутся сеткой для бутылок.

 Меня ждут с нетерпением, что льстит самолюбию. Hе успеваю я хлопнуть дверцей своей тачки, как слуга в белой ливрее с черной бабочкой бросается мне навстречу.

 — Месье комиссар Сан-Антонио? — спрашивает он.

 — Собственной персоной, — говорю, чтобы раб сразу понял, что я не из тех, кто сморкается в занавески на светских приемах.

 — Месье ждет вас в зале.

 Я преодолеваю парадную лестницу из райского каррарского мрамора и вхожу в зал сверхъестественных размеров.

 Я нахожу месье Петит-Литтре, затерявшимся в кресле стиля Луи XIII, выгнутом, как бараний рог. Его лицо мне знакомо, ибо этот человек знаменит. Не он ли является счастливым издателем Поля-Луи Ландыше, рудокопа-поэта, ставшего в прошлом году лауреатом премии Французской академии за свое произведение «Все в забой»? Ода одновременно футуристическая и спелеологическая, написанная в стиле подземки, более известном, как «стиль метан». Благодаря ему французская литература обогатилась фразой без глагола и без определений.