— В гараже, — лаконично объясняет он.

Я делаю ему комплимент коротким кивком головы и превращаю моток в лассо (как это делала матушка Глория), снабжая один конец петлей, самой что ни на есть скользящей.

— Ты как будто собираешься сниматься в цистерне, — восхищается Берю.

— В вестерне, — сквозь зубы поправляю я.

— Что ты собираешься делать?

— Если ты не идешь к Лагардеру, то Лагардер идет к тебе! — объясняю я.

Просовываю лассо и свои умелые руки сквозь прутья решетки. Я не впервые бросаю лассо. Этому трюку меня научил один мой друг, техасец.

Я промахиваюсь в первый раз, но не во второй. Широкая петля обвивает секретер. Я спешу затянуть петлю прежде, чем она соскользнет вниз. Мне везет, и я заарканиваю добычу в самой середине.

— А сейчас? — вопрошает Берю тягучим голосом (с тех пор, как он носит свои клюки в кармане, звуки его речи напоминают переход через болото в ассенизаторских сапогах).

— А сейчас она наша.

Я начинаю тянуть маленькими рывками. Секретер скользит по паркету, я подтаскиваю его на метр, и тут возникает препятствие в виде ковра. Берю замечает это и ухмыляется.

— Приехали китайцы на автобазу...

— Вместо того чтобы скалить десны, Отрыжка жизни, лучше бы зацепил угол ковра своей блесной. Ты сможешь потихоньку приподнять его, и тогда секретер пройдет.

Он соглашается, он действует, он добивается успеха, и мы преодолеваем препятствие.

Я продолжаю работы по волоку, секретер продолжает свой светлый путь по паркету.

Со стороны он похож на робота. Еще метр, еще восемьдесят сантиметров, еще пятьдесят...

Я передаю веревку Берю.

— Толстый, держи ее натянутой.

Я снова просовываю руку за решетку. Налегаю. Прутья врезаются в плечо, но я хватаю ручку шкатулки.

— Чистая работа, — торжествует Толстый.

Я не спешу открыть эту стальную коробку. Радость победы не может заставить меня потерять голову. Я с тревогой взираю на берлогу вело-старушенции. Она превратилась в настоящую стройплощадку, и, когда тетушка Дафни вернется сюда, ее ждет легкое удивление.

— Да. конечно, нужно бы прибрать помещение, — соглашается Берю.

— Немного, мой малыш.

— Они сразу врубятся, что это мы, да? Тем более что я уже не могу вырвать блесну из этой перской подстилки.

Казалось бы, я должен сиять, как пасечник, объевшийся меду, но я, наоборот, по уши в воске размышлений. Что делать? И снова dear Берю подкидывает предложение number one

— Я бы тебе кое—что предложил, да боюсь, ты пошлешь меня подальше.

— Говори!

— А если поджечь кабинет? Секретер деревянный, ковер шерстяной. Комната запылает, как целлулоидный завод.

— Честное слово, Господь Избавитель, это красивая, славная и благородная мысль.

— Схожу-ка я за бензином, я видел канистру в гараже.

— Дуй.

Сейчас уже хорошо перевалило за половину семи. Время поджимает. Как только Берю возвращается с канистрой, я торопливо брызгаю на секретер, чиркаю спичкой и бросаю ее в лужицу бензина.

Легкий взрыв, и все загорается с радующей взор быстротой.

— Чмокни меня, Валентина, чмокни меня! — напевает Толстый.

Как все первобытные существа, он заворожен огнем.

Я протягиваю ему канистру.

— Отнеси это туда, где взял, — советую я.

— А потом? Сбегать за пожарниками?

— А потом прицепишь новую блесну на спиннинг и пойдешь на рыбалку. Ты и так ошиваешься здесь уже час.

ГЛАВА XII,

в которой я наношу визиты

Мы согласны, что на протяжении всего этого расследования наше поведение больше смахивает на поведение злоумышленников, чем полицейских.