Несмотря на утрату должности, Гревилл не мог решиться сократить свои расходы, он только стал обращаться к дяде за денежными вспомоществованиями. Сначала сэр Уильям Гамильтон проявлял безотказную щедрость, но в конце концов на очередную просьбу ответил, что рассчитывает в ближайшие дни приехать в Лондон и воспользуется этой поездкой, чтобы ознакомиться с делами племянника.

Слово «ознакомиться» сильно встревожило молодых людей: они почти в равной степени и желали и боялись приезда сэра Уильяма. Вдруг он появился у них, не предупредив о своем прибытии. Гамильтон уже неделю находился в Лондоне и все это время наводил справки о племяннике, а те, к кому он обращался, не преминули сказать ему, что причиною бедности и расстройства дел молодого человека является публичная женщина, от которой у него трое детей.

Эмма удалилась в свою комнату, оставив возлюбленного наедине с дядей, а тот предложил племяннику на выбор либо немедленно расстаться с Эммой Лайонной, либо отказаться от дядиного наследства, то есть от единственного шанса поправить свои денежные дела.

После этого он удалился, дав Чарльзу три дня на размышления.

Теперь последней надеждой молодых людей стали чары Эммы; не кто иной, как она, должна была добиться от сэра Уильяма Гамильтона прощения ее возлюбленного, убедив старика в том, что племянник вполне его заслуживает.

Тут Эмма, отказавшись от туалетов, соответствующих ее новому положению, решила прибегнуть к одежде, какую носила в юности: к соломенной шляпе и платьицу из простого полотна; дело завершат ее слезы, улыбки, выражение лица, ласки и трогательный голос.

Появившись перед сэром Уильямом, Эмма бросилась ему в ноги; то ли благодаря удачно задуманному движению, то ли случайно ленты ее шляпы развязались, и прекрасные темно-русые волосы рассыпались по плечам.

В проявлениях скорби эта волшебница была неподражаема.

Престарелый археолог, доселе влюбленный лишь в афинские мраморы и статуи Великой Греции, впервые убеждался, что живая красота может взять верх над холодной и бледной красотой богинь Праксителя и Фидия. Любовь, которая казалась ему непонятной у племянника, вихрем ворвалась в его собственное сердце и так завладела им, что он и не пытался противостоять ей.

С долгами племянника, с низким происхождением Эммы, с ее предосудительной жизнью, ее всем известными победами, продажными ласками — со всем, вплоть до детей, явившихся плодом их любви, сэр Уильям примирился, поставив единственное условие: Эмма будет принадлежать ему.

Успех Эммы превзошел все ее ожидания. Но тут уж она решительно продиктовала условия. С Чарльзом ее связывало только данное им обещание жениться на ней; теперь она заявила, что приедет в Неаполь не иначе как в качестве законной супруги сэра Уильяма Гамильтона.

Сэр Уильям согласился и на это.

Красота Эммы произвела в Неаполе неотразимое впечатление: она не только изумляла — она покоряла.

У сэра Уильяма, выдающегося антиквара и минералога, посла Великобритании, молочного брата и друга Георга III, собиралось высшее общество Королевства обеих Сицилии: люди науки, политические деятели, художники. Эмме, натуре артистической, потребовалось немного времени, чтобы приобрести те немудреные познания в политике и науках, что были ей необходимы, и для всех посетителей гостиной сэра Уильяма суждения леди Гамильтон стали законом.

Но судьбе было угодно, чтобы торжество Эммы этим не ограничилось. Едва она была представлена ко двору, как королева Мария Каролина объявила ее своим ближайшим другом и неразлучной любимицей. Дочь Марии Терезии не только стала появляться на людях в обществе продажной женщины с Хеймаркета, кататься вместе с ней в одном экипаже по улице Толедо и набережной Кьяйа в одинаковых нарядах, но после вечеров, проведенных в самых томных и страстных позах, какие только изобрела античность, она нередко приказывала передать сэру Уильяму, весьма гордому такою милостью, что вернет ему свою подругу, без которой не может жить, лишь на следующее утро.