Домофон снова издал призывный сигнал – пришедший, очевидно, обладал завидным упорством. Впрочем, другие к нему и не приходили.

– Кто? – для порядка спросил Гирей-Хан в переговорное устройство.

– Открывай, земляк, я с нашей родины!

Гирей-Хан нажал кнопку, после этого открыл деревянную и металлическую двери квартиры. Призрак оказался высоким, худым молодым человеком, в потертой черной кожанке, черной рубашке с завернутыми на рукава куртки манжетами, синих джинсах и замызганных кроссовках. С виду – обычный кавказский студент, которых много в Тиходонске. Лет двадцати пяти, жгуче-черные волосы, низкий покатый лоб, глубоко посаженные глаза, острый орлиный нос, бледные узкие губы. Только взгляд необычный – будто внутри у него сидит совсем другой человек и настороженно выглядывает через глазницы наружу. Глава диаспоры часто видел такие взгляды, когда приходил в милицию выручать земляков, нашкодивших в большом городе. «Шкодили» они, в большинстве случаев, с использованием ножей, таких же, как лежал у него в кармане. И поговорку про ножи он слышал от них.

«Призрак» снисходительно улыбался, как будто это он был старшим по возрасту хозяином дома, к которому пришел молодой проситель.

– Только тихо! – предупредил Гирей-Хан. – Дети спят.

– Ассаляму алейкум! – демонстративно тихо поздоровался вошедший, и протянул руку. – Я Султан. Про детей знаю: Муса и Иса, будущие воины Ичкерии…

Гирей-Хану вступление не понравилось, он нехотя пожал твердую ладонь, обратив внимание на мозоли, выдающие постоянное обращение с оружием.

– Ва-алейкум салам! Проходи, – Гирей-Хан показал рукой в направлении кухни, замыкая при этом за вошедшим дверь – тоже на всякий случай: вдруг следом еще кто-то заскочит…

Тамила неслышно прошмыгнула из кухни в спальню. Хотя она и была полностью прибрана: в длинном халате, расчесанная, с белым платочком на голове, но мешаться в мужские разговоры у кавказских женщин не принято. И присутствовать во время них – тоже.

Усевшись за стол, Султан, судя по всему, ожидал, что ему предложат поесть, или как минимум, выпить чаю, как положено по законам гостеприимства. Но Гирей-Хан сел напротив, давая понять, что незваного гостя привечать никто не собирается.

– Ты ведь малхистинец, из Аршты? – спросил Султан, облокотившись локтями на стол. Рукава куртки задрались, обнажив широкие запястья, выдающие, несмотря на отнюдь не богатырское телосложение, недюжинную силу. На правом синели пять точек – четыре образовывали квадрат, пятая располагалась посередине.

– Ты что, мою биографию изучал? – нахмурился Гирей-Хан. – А теперь пришел проверить?

– Да ничего я не изучал. Мы и так все про всех знаем. Просто фамилия у тебя малхистинская.

– И ты пришел мне это сказать?

– Нет. Старшие интересуются, когда очередной взнос на джихад переведешь?! – сказал Султан тихим хриплым голосом.

– Земляки отказываются после захвата роддома в Будённовске деньги давать. Говорят: это никакой не джихад, воины не гинекологи! – отрезал Гирей-Хан.

– Амир предвидел такой ответ, – кивнул посланец войны. – Он сказал, чтобы вы тут хорошо подумали. Та операция ни тебя, ни других наших не коснулась, но может и коснуться. А чтобы лучше думалось, следующая операция тут, у вас будет.