И в самом деле, Климова, отстань ты от него,   удивлённо пробасил Жорка.   Почему это именно Саня дожен ей сопли утирать? Он ей, прости, ни сват, ни брат... А у Кети, по ходу, просто ПМС   психанула на пустом месте, типичное бабское дело...

Вечер, разумеется, был безнадёжно испорчен   так же, как и настроение. Однокурсники с опаской поглядывали на Белецкого и осторожно перешёптывались. Он понял, что банально мешает сейчас им всем вдоволь перемыть ему кости, посудачить погадать о том, что произошло, и решил осчастливить страждущих   просто уйти.

Его не останавливали. Только Жорка на прощание навязал свой номер телефона и взял с Белецкого клятву не пропадать.

На улице хлестал дождь. Ночной летний ливень... Отражения фонарей дрожали и переливались в лужах на асфальте. Вместо того, чтобы быстрее идти к машине, Белецкий запрокинул голову и подставил разгорячённое лицо небесным струям. Ему показалось, что они ледяные... но это было даже хорошо сейчас. Именно то, что нужно.

Дождь смывал остаточные воспоминания о том поцелуе, не оставляя ни следа горечи, сожалений или стыда. Белецкий поднял руки и тщательно вытер ладонями мокрое лицо, точно умылся. Он не врал, когда говорил Кетеван о том, что ему всё равно. Да, её поступок сбил его с толку и взволновал, но... это ничего не значило. В груди ничего не дрогнуло и не отозвалось на её поцелуй. Там всё просто молчало. Словно и не Кети его поцеловала, а какая то обезумевшая мимолётная фанаточка   сорвала силком поцелуй и растворилась в толпе. Только всё ещё свербела мысль, что его пытаются каким то образом использовать... но это не имело ничего общего с любовным томлением и романтическими мечтами. Ему не нужна была эта  женщина. У него уже была другая. Своя...

Он даже не слишком удивился, когда увидел Кетеван. Она сидела на автобусной остановке, совсем недалеко от ресторана   одинокая, вымокшая с ног до головы, зарёванная и несчастная...

Белецкий обречённо притормозил, понимая, что, несмотря ни на что, не сможет вот так уехать, и распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья.

  Быстро в машину!   скомандовал он. Кети поднялась, обхватив себя за плечи руками, и медленно приблизилась. Мокрая одежда облепила её настолько бесстыдно, что он тут же отвёл глаза. Не потому, что его это как то задевало. Просто не хотел её смущать. Если, конечно, она в состоянии была думать в данный момент о смущении...

Она села в салон. Он включил печку, чтобы Кетеван хотя бы немного обсохла. Бедняга дрожала так, что у неё в буквальном смысле зуб на зуб не попадал от холода. Белецкий искоса взглянул на неё и вдруг понял, что сейчас, в данный момент, у неё просто нет сил хитрить, изворачиваться и притворяться, ведя какую то двойную игру. Она   такая, какая есть, словно этим дождём с неё напрочь смыло всю фальшь и шелуху... Она расскажет ему абсолютно всё.

  Ну, что у тебя стряслось? Выкладывай,   со вздохом произнёс он. Продолжая всхлипывать, Кетеван повернула к нему заплаканное лицо и выдохнула одной короткой резкой фразой, словно пуля просвистела:

  Мой сын умирает.

***

Домой он вернулся уже под утро.

Квартира была пуста. Он неоднократно звонил Галинке, но она не брала трубку, и все его последующие сообщения о том, что он, вероятно, задержится, остались без ответа. Тогда Белецкий решил, что жена просто уже спит, но теперь, очутившись дома, он с порога понял, что здесь никого нет. Это была особенная тишина. Её невозможно было ни с чем перепутать.

Когда же он зажёг всюду свет и прошёлся по комнатам, то обнаружил, что Галинка исчезла не просто так.

Она собрала чемодан и уехала.

ЧАСТЬ 3

Теперь наоборот. Мне сорок, 

А клёну и берёзе – шестьдесят.