Интерлюдия

— Лис, ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Или, может, ты решил так поправить дела семьи?

— Коба, вот сейчас мне действительно обидно слышать от тебя такое. Прекрасно же меня знаешь, зачем так говоришь?

Собеседник Абрама Лазаревича не смутился и вообще, казалось, никак не отреагировал, только сверлил его злым взглядом.

Абрам Лазаревич тяжело вздохнул и, не отводя глаз от собеседника, чтобы показать, что он выдерживает его психологическое давление, собрался с силами и продолжил говорить.

— Да пойми же ты наконец, предложенная парнем схема, которую он придумал буквально на ходу, простая, но гениальная. Уже одно то, что деньги для покупки нужного оборудования будут зарабатывать для нас сами капиталисты, дорогого стоит. Да, я не исключаю, что люди, задействованные в этой афере, захотят погреть руки, но ведь мы будем за ними присматривать, да и абы кого привлекать не станем.

— Утомил ты меня, Лис, вместе со своим жадным пацаном. Ты можешь гарантировать успех? Нет, не можешь и все равно настаиваешь на своем, а ведь ты прекрасно знаешь, что время сейчас как никогда дорого. Пока идет Великая депрессия, мы должны покупать у них оборудование и строить свою экономику. Как только она закончится, все, нас продолжат давить, и мы уже ничего не сможем приобрести ни за какие деньги. Ты это понимаешь?

— Понимаю, но понимаю и другое: если его схема заработает, и мы сможем сохранить все в секрете, нам будет все равно, захотят с нами торговать или нет. Мы сами возьмем все, что нам нужно. Коба, ты меня знаешь, не для себя прошу, чувствую, что с этого будет толк, поэтому и беру парня с собой, может, еще что-нибудь придумает. Говорю же, он мыслит по-другому, не так, как мы, вот и надеюсь, что все получится.

— Какой же ты упрямый. Ладно, давай попробуем, но денег на автозавод не дам, слишком уж большой риск. Начните с чего-нибудь поменьше. Думаю, тысяч сто долларов вам хватит.

Если бы кто-нибудь увидел реакцию Абрама Лазаревича, он бы очень удивился. Лицо у него налилось кровью, глаза начали пылать каким-то неукротимым огнем, а сам он подскочил на стуле, как резиновый мячик, и в мгновения оказался на ногах. Да и говорить он начал в совсем не свойственной ему манере.

— Коба, ты мне не только соратник, но и друг, но даже друзьям я не позволяю вести себя со мной подобным образом. Нет, если ты начал считать меня шавкой подзаборной, то, пожалуйста, ты в своем праве, но я это терпеть не намерен. Скажи, что я больше не нужен, и, поверь, ты меня здесь не увидишь, я свое слово держу, ты знаешь…

Неизвестно, сколько еще мог говорить Абрам Лазаревич, но его перебил собеседник, надо сказать, до крайности удивленный таким поведением.

— Лис, да что я такого сказал, что ты так взвился?

Абрам Лазаревич как-то хищно улыбнулся и в свою очередь спросил:

— А ты не понял?

Посмотрев на собеседника и убедившись, что тот действительно не понимает, он как-то резко успокоился, сел обратно на стул и начал говорить даже слишком спокойным голосом.

— Коба, ты сейчас предложил мне карманные деньги какого-нибудь американского бизнесмена средней руки и хочешь на них построить прибыльную финансовую систему. Ты правда не понимаешь? Нищий пацан вложился в дело ненамного меньшей суммой, я тебе говорил про его богатства, если ты помнишь. Не стыдно?

— Извини, Лис. Правда извини. Замучался я уже латать дыры и выискивать эту проклятую валюту, где можно и нельзя, вот мне уже и кажутся эти сто тысяч немыслимыми деньгами. Давай вместе подумаем, что можно сделать и какой проект отложить на какое-то время. Сейчас вызову специалистов. А твоего малолетнего гения, если ничего не получится, я самолично прибью. Не хватало еще, чтобы из-за него я начал терять и так немногочисленных людей, которым верю.