Пока Майкл занимался этими разговорами, мы общими усилиями накрыли стол, и я, глядя на хмурую физиономию нашего управляющего, предложил Абраму Лазаревичу разливать. Как бы там ни было, хорошо или плохо, а изменить сейчас ничего нельзя, поэтому и переживать нечего.

Только мы сделали по глотку вискаря и дружно потянулись за закусью, как Майкл в очередной раз положил трубку (которая тут же начала трезвонить), повернул к нам свою ошарашенную физиономию и произнес убитым голосом:

— Все.

После довольно продолжительной паузы не выдержавший напряга Стивен спросил:

— Что все? Толком можешь сказать?

— Все звонят и говорят, что всё распродали, больше нечем сегодня торговать.

Выпалив это на одном дыхании, Майкл в очередной раз поднял трубку и начал с кем-то разговаривать, а мы, переглянувшись, непроизвольно потянулись за стаканами. Ошарашил Майкл, нечего сказать. Дело в том, что перед первым днем торговли мы затарили наши передвижные вагончики по полной программе. Нет, ажиотажа в первый день торговли мы не ждали, просто хотели быть уверенными, что товара хватит на весь день, и нам не надо будет придумывать, как пополнять запасы торговых точек.

Сейчас, когда выяснилось, что этого хватило только на первую половину дня, на лицах присутствующих читались совершенно разные эмоции. Сосредоточенность — у Майкла, крайняя степень охренения — у Стивена и задумчивость — у Абрама Лазаревича. Я ради смеха даже начал представлять, о чем каждый из них думает. Майкл по-любому в мыслях уже решает, как наладить пополнение припасов на точках в течение дня и в разы расширить приготовление полуфабрикатов. Стивен прикидывает, сколько в итоге мы заработаем, если точки будут полноценно работать каждый день, и нули сейчас у него в мозгах крутятся немалые. А Абрам Лазаревич наверняка костерит всякими нехорошими словами свою родню, которая по своей тупости осталась у разбитого корыта. Да и, говоря по правде, есть за что костерить. Даже прикидывая доход по минимуму, сегодня каждая торговая точка была загружена товаром стоимостью в пятьсот долларов.

Понятно, что это если продавать по установленным нами ценам за порцию. Получается, что с одной точки, если вычесть абсолютно все возможные расходы, у нас получится чистыми минимум сто долларов. Изначально мы старались заложить свой интерес так, чтобы нам оставалось двадцать процентов. Дикие, нереальные деньги, а учитывая, что прошло только полдня, подобная арифметика и вообще вызывает шок и трепет. Честно сказать, я и сам слегка потерялся от подобных подсчетов. Даже если и дальше в день будет капать по десять тысяч долларов, жизнь удалась. Никто подобного не ждал, поэтому они и молчат сейчас дружно, как рыба об лед. Кроме Майкла, конечно, он продолжает отвечать на звонки, и ему пока некогда предаваться эйфории.

До конца дня мы обмывали успех по полной программе. Два раза заказывали из ресторана еду и выпивку. Второй раз я уже плохо помню, несмотря на свою идеальную память. Все-таки бухать с взрослыми мужиками в четырнадцать лет — это перебор, даже несмотря на крепкий организм, все равно неразумно, в чем я и убедился на следующий день. Похмелье было жутчайшее и сопровождалось не только рвотой и дикой головной болью, но еще и страшной ломотой во всем теле. Только во второй половине дня, когда, несмотря на все усилия, я так и не смог до конца прийти в себя, до меня дошло, что я заболел, притом неслабо.

Как выяснилось после звонка Майклу, купаться в холодной морской воде с криками, что русским мороз нипочем, было, по-видимому, плохой идеей. Это подтвердилось и осипшим голосом Абрам Лазаревича, который позвонил справиться о моем самочувствии и которой, как я узнал позже, был инициатором этого самого купания. А еще говорят, что евреи умеренны в употреблении спиртного и всегда знают меру. Вранье, теперь я это точно знаю. Абрам Лазаревич заболел точно так же, как и я. Но если меня болезнь отпустила уже через три дня, то он провалялся с простудой неделю.