Вспомнив вчерашний разговор, Леночка вспомнила и еще кое-что. Качели уже раскачивались медленно, Петр сидел рядом на доске, приобнимая ее за плечи. Подняв к нему лицо, девушка спросила:

— А кто был тот жуткий человек со шрамом на лице? А, Петруша? Да еще пьяный?

Петр удивленно отстранился.

— О ком ты говоришь, Леночка? Я не понял?

— Да, да, тебя видели! Где-то у портовых доков, у кабака! Ты там бываешь?

Девушка не была возмущена или напугана, напротив, в ее глазах блестел азарт. Все же Уманцев притормозил ногой о землю, совсем остановив доску.

— Кто же тебе такое сказал? Кто мог меня видеть?

— Анета Городецкая.

Петр засмеялся, подхватил Леночку на руки, крутанулся на каблуках.

— Ну конечно! Кто же еще мог такое придумать, как ни эта эксцентричная особа с буйной фантазией!

— Не иронизируй, дорогой! — Леночка не торопилась покинуть его объятия, наоборот: крепче прижималась, заглядывая в родное красивое и насмешливое лицо. — У Анны, может быть, и правда богатая фантазия, но и острые ум и глаза. Странно было бы ей ошибиться.

С Анной Городецкой Леночка училась в одном пансионе. Близкими подругами они не были, но хорошими приятельницами — да. Все-таки обе из одного города, семьи давно знакомы. Если кто-то приезжал проведать Леночку, привозил подарки от родных и Анне, и наоборот. Когда Леночка вернулась в Саратов, Анна, окончившая пансион на год раньше, пришла навестить ее. И поразила юную княжну своей почти спортивной одеждой, короткой стрижкой, ездой на велосипеде и курением тонких папирос. Оказалось, она работает репортером в одной из газет своего отца. Он был чуть ли не самым богатым человеком в городе: владельцем отелей, ресторанов, ипподрома с конезаводом, а также нескольких газет. Дочери он не запрещал жить по-своему, даже гордился этим.

Несколько дней назад Леночка и Анетт Городецкая встретились на званом именинном вечере. Юбиляр — городской голова — принимал гостей на большом прогулочном пароходе. Они медленно плыли по Волге под музыку, в ярких огнях. Анетт, с фужером шампанского в руке, подошла к столику Леночки и Ксении, присела, поболтала. А когда Ксения ненадолго отошла, сказала:

— Жених твой, Елена, не только на сцене храбрец, но, похоже, и в жизни рисковый парень. Я его зауважала!

— А в чем дело? — Леночку почему-то ее слова не вдохновили, а обеспокоили.

— Репортер, милая, по своей сути тот же сыщик. Были у меня дела в одном укромном и мрачном местечке в портовом районе. Есть там что-то вроде постоялого двора. В общем, обычный притон.

— Боже мой, Анетт! Как ты не боишься! Случись что, и следов твоих не отыщется!

— Волков бояться… Впрочем, я подозреваю, что родитель мой охранников ко мне приставил, замечаю иногда… Но я не об этом. Из окошка того постоялого двора я наблюдала картинку: напротив — кабак, у его входа встретились твой Петр и еще один жуткий тип… Здоровенный увалень, небритый, полупьяный, со шрамом через всю щеку. Жених твой в плащ кутался и шляпу надвинул, но у меня глаз наметанный, узнала. Встретились они, как знакомые, причем верзила явно был чем-то недоволен, наскакивал на Уманцева. Вместе они вошли в кабак, а как вышли — я не видела. Сама раньше ушла.

…Петр и Леночка уже шли по саду, держась за руки. Он смотрел на нее с веселой укоризной, как на маленькую.