|
Вот поэтому у него нет ни мобильного телефона ни компьютера, ничего созданного цифровой технологией — он не хочет быть обязан ничем современным технологиям. Вот поэтому он проводит свои выходные, играя на ударных инструментах в джазовой группе — джаз мертв и интересен лишь небольшой кучке людей. Вот поэтому он начал свой бизнес три года тому назад — он не мог просто сидеть и ничего не делать. Больница Для Сломанных Вещей находится на Пятой Авеню в бруклинском районе Парк Слоуп. С одной стороны — автоматическая прачечная, с другой стороны — магазин винтажной одежды, моды прошлых лет; его бизнес — неприметный вход без витрины в помещение, где ремонтируются вещи прошлых времен, вещи, исчезнувшие с лица Земли: печатные машинки, чернильные ручки, механические часы с заводом, ламповые радиоприемники, проигрыватели пластинок, заводные игрушки, машины для продажи сладостей и телефоны с наборными дисками. Совершенно неважно, что девяносто процентов денег, зарабатываемых им, поступает от изготовления картинных и плакатных рамок. Его мастерская предлагает уникальный и неоценимый сервис; и каждый раз, когда он приступает к работе над очередным поломанным артефактом античной промышленности пятидесятилетней давности, в нем закипают желания и страсти генерала, вступившего в войну.
Осязаемость. Это слово он использует чаще всего, когда обсуждает свои идеи с друзьями. Мир — осязаем, говорит он. Человеческие создания — осязаемы. Им даны тела, и потому, что их тела все еще чувствуют боль, подвержены болезням и неминуемой смерти, человеческая жизнь не изменилась ни на йоту со времен его появления. Да, открытие огня дало человеку тепло и избавило от сырой еды; постройки мостов дали ему возможность пересекать реки и ручьи не замочив ног; изобретение аэроплана позволило ему пересекать континенты и океаны с такими новоизобретенными феноменами, как акклиматизационная усталость и кинофильмы в полете — и, хоть человек изменил мир вокруг себя, человек сам по себе не изменился. Процессы жизни постоянны. Ты живешь, а потом умираешь. Ты рождаешься из тела женщины, и если сумеешь пережить это рождение, твоя мать должна выкормить тебя и позаботиться о твоем последующем проживании; и все, что случается с тобой от рождения до смерти, каждое чувство, вызревающее в тебе, каждый выплеск злобы, каждая вспышка сексуального желания, каждый приступ слез, каждый порыв смеха, все, что ты когда-нибудь прочувствуешь за все время твоей жизни, все уже было прочувствовано всеми, кто был раньше тебя, будь ты космонавт или пещерный человек, живи ты в пустыне Гоби или за Полярным кругом. Все это пришло в его голову внезапно, пророческим озарением, когда ему было шестнадцать лет. Перелистывая страницы иллюстрированной книги о свитках Мертвого моря, ему попались фотографии вещей, откопанных вместе с текстами: тарелки и приспособления для еды, соломенные корзины, кувшины, кружки, все в целом виде. Он изучал их пристально некоторое время, не отдавая себе отчета в том, почему эти предметы так были интересны ему; и потом, по прошествии некоторого времени, он понял. Декоративные орнаменты на посуде были идентичны орнаменту посуды, выставленной на витрине магазина напротив. Соломенные корзины были идентичны корзинам миллионов европейцев, отправляющихся с ними за покупками. Вещи на фотографиях были сделаны две тысячи лет тому назад, и все равно они выглядели совершенно новыми, современными. Это было открытием, изменившим его взгляд на время: если человек, живший две тысячи лет тому назад, обитавший на самых дальних окраинах Римской империи, смог сделать вещь для домашнего обихода, которая выглядела точно так же, как и сегодняшняя вещь, насколько сознание того человека или его сердце или его внутренности могли отличаться от него, разглядывающего эти фотографии? Эту историю он без устали рассказывает своим друзьям, как контраргумент популярным рассуждениям на тему, что новые технологии изменили человеческое сознание. Микроскопы и телескопы дали нам способность увидеть больше, говорит он, но наши обычные дни все так же принадлежат владениям невооруженного взгляда. |
