Изменить размер шрифта - +
Саму ее я не видел, только иной раз из-за дверцы платяного шкафа мелькала какая-то часть ее организма. – Жила здесь барыня с мужем и ребенком, представляешь? Одни на весь дом! Это сколько же они дров тратили, чтобы зимой протопить всё? Уму непостижимо.

– Богатые, наверное, были? – спросил я для поддержки беседы. – Сбежали потом, после революции?

– Не, она отсюда только в двадцать каком-то году уехала, когда муж нашелся. А так жила здесь, говорят, бедовала очень. Стихи писала. А дом ей отец купил, он музей на Волхонке построил.

– А как фамилия? – что ж меня в сон так клонит? Надо встать, походить хоть немного.

– Цветаева. Марина, не помню по отчеству.

– Нет, не знаю такую. Я по стихам не особо, из дореволюционных одного Пушкина знаю.

– А Лермонтова?

– Ну и его. Слушай, Вера, откуда ты хоть это всё узнала? Ты же живешь здесь без году неделя, а уже и про барыню со стихами, и про батю-строителя. И говоришь, что на работе с утра и до ночи.

– Так это Галя Смирнова, соседка. У нее язык без костей, мелет им без устали. Иной раз такое расскажет, хоть стой, хоть падай. Всё, готова. Как я выгляжу?

Жена вышла из-за дверки, крутанулась. Голубое платье выглядело шикарно.

– Отлично, как всегда. Готов разгонять очередь из мужиков, желающих тебя закадрить. Пойдем уже. Нам еще к Буряковым зайти надо. Я им письмо писал, насчет сына. Помнишь?

– Конечно, помню – Вера поцеловала меня в щеку – Надо обязательно их повидать.

 

Глава 12

 

Родители Бурякова встретили нас в буквальном смысле на пороге своей квартиры. И с дверью нараспашку. Даже с чемоданами в руках.

– Игорь Иванович? – я протянул руку мужчине, стоявшему передо мной. На отца погибший прямо перед нами особист был похож как две капли воды. Разве что седые волосы и глубокие морщины отличали их. Его голубые глаза, казалось, испытующе заглянули мне прямо в душу.

– Да, я. Вы из Управления? – Игорь Иванович пожал мне руку.

– Нет, я… можно сказать, сослуживец вашего сына… мы с ним были, когда…

У женщины из рук выпал сверток. Уже спустя секунду почти такая же седая как муж, кареглазая старушка плакала навзрыд. Хотя какая старушка? Ей, наверное, и пятидесяти нет еще. Да уж, горе редко красит людей.

– Недавно получили похоронку, – с трудом произнес отец Бурякова. – Никак не отойдем. А тут еще срочная эвакуация в Алма-Ату. Вещи собрали, а машина грузовая не приехала.

– Давайте мы вам поможем, – тут же подключилась Вера. – Вы на вокзал?

Вот тут бы пригодилась ГОНовская машина, но мы решили, что она нам не нужна: сколько тут идти от Вериной квартиры? Думали, пройдемся, свежим воздухом подышим, аппетит нагуляем. Хотя что его нагуливать? Я, к примеру, уже давно не против плотно перекусить.

– Да. На Казанский. – мать Бурякова смотрела на нас как на последнюю надежду. Что ж ты из трех чемоданов трагедию устраиваешь? – Простите, как невежливо получилось, – она даже в ладоши хлопнула. – Мы ведь не представились! Игоря, я так поняла, вы знаете. А я – Мария Кузьминична, – и она вопросительно посмотрела на нас.

– Это моя жена Вера, – представил я супругу. – А я – Пётр. Соловьев. Мы заехали…

– Так это вы написали? – Игорь Иванович достал из внутреннего кармана пальто мое письмо, раскрыл конверт. Мелькнула схема расположения могилы лейтенанта, которую я набросал. – Спасибо вам… в такое время… не бросили тело сына!

– Как можно? – смутился я.

Быстрый переход