– Ну здравствуй, Илья Григорьевич, – продолжая лыбиться от уха до уха, сказал он. – Спасибо, что зашел!

– Так обещал ведь, Федот Михайлович, – пожал ему протянутую руку полковник. – Знакомьтесь. Это Пётр Соловьев, тот самый, из Киева, о котором я рассказывал. А перед нами начальник второго отделения третьего отдела пятого управления Генерального штаба Красной армии, майор Глотов.

– Ты, Илья Григорьевич, когда мою должность произносишь, мне самому страшно становится, – улыбнулся майор. – Давайте по имени-отчеству. Так проще. Ваше, товарищ старший лейтенант, какое?

– Николаевич, – четко сказал я. Улыбки дело хорошее, а начальник из Разведупра – не хрен собачий, мало ли что.

– Да ты расслабься, Пётр Николаевич, не тянись, все свои, – хлопнул меня по плечу Глотов. – Рассаживайтесь где удобно, я схожу, насчет чайку похлопочу.

Он вышел из кабинета, а мы со Стариновым повесили фуражки на стоявшую в углу вешалку и сели у простого соснового стола. Не успел я подумать, что такому чину и получше мебель могли бы найти, как майор вернулся, будто заправский официант неся в одной руке три стакана с чаем в подстаканниках, а в другой – тарелку, на которой горкой высились бутерброды из серого хлеба с вареной колбасой.

– Так, ребята, дорогу освободите, – сказал он, захлопывая за собой дверь ногой, – пока не расплюхал. Бутерброды у Панфилова украл из приемной, – засмеялся он. – Начальник себе еще найдет, а нам с чаем в самый раз. Настоящий, индийский, – подвинул он нам по стакану. – Угощайтесь.

Пару минут мы пили чай и в кабинете было слышно только прихлебывание в три пары губ.

– Ну что, Петр Николаевич, покажи нам свою придумку, – сказал Старинов, когда мы допили довольно-таки недурственный чаёк и уничтожили начальственные бутерброды, тарелку от которых Глотов спрятал в шкаф за какие-то папки. – Ты не смотри что Федот артиллерист, это, конечно, грех большой, но в нашем деле он понимает получше многих.

Я пододвинул поближе лист бумаги и нарисовал схему установки на неизвлечение, которую демонстрировал Старинову в Киеве, попутно объясняя, что к чему. Хотя кому я что рассказывал? Тут такие зубры сидят! Не чета мне. А слушают, спрашивают. Тогда я решил еще пару козырей им подарить. Одно дело делаем.

– Ладно, с этим всё, – сказал я, отодвигая листик. Глотов его тут же схватил, что-то быстро написал на обратной стороне и бросил в ящик стола.

– Ну ты и жук, Федот, – притворно обиделся Старинов. – А ну верни всё быстро взад, я еще не зарисовал. Вижу, еще что-то рассказать хочешь, аж ногами от нетерпения засучил, – это он уже мне добавил.

– А почему бы и нет, – согласился я. – Раз такая компания собралась. Еще пару-тройку листов бумаги изведем. Смотрите. Наверняка вы знаете о немецкой шпрингмине. Она же «лягушка». Ничего такого выдающегося в ней нет, я уже успел ее посмотреть так сказать «в натуре». Вот тут наступил, замедлитель пошел к вышибному заряду, она прыгнула, взорвалась, шарики в стороны, враг в изумлении…

Полковник с майором кивнули одновременно. Эту часть рассказа они и без меня знали. Глотов посмотрел на меня в ожидании продолжения, а Старинов не выдержал и вопросительно протянул:

– А дальше?

– Тут, дорогие товарищи, – продолжил я тоном опытного учителя, – есть парочка маленьких хитростей, которые сделают производство игрушки дешевле, а изумление наступившего и его друзей – гораздо сильнее…

Смотрю, вникают, но без энтузиазма.