Изменить размер шрифта - +
Одно — побольше, что-то вроде тренажерного зала с хитрыми аппаратами. Второе — кабинет заведующего отделением Дмитрия Петровича, где и состоялся наш разговор.

Дмитрий Петрович представился: сказал, что он — в прошлом мастер спорта по трем видам и что у него полчерепа отсутствует, вместо кости — титановая пластинка. Для наглядности потыкал себя в темечко.

Информация меня поразила. Зачем он мне про отсутствующую кость поведал? Чтобы я при случае не вздумала врача по голове лупить? Да я и не имею таких привычек! Надо ли уверять его в этом, клясться?

Пока я раздумывала, Дмитрий Петрович читал мою историю болезни.

— Сколько времени в гипсе?

— Полгода.

— Безобразие!

— Абсолютно согласна.

— Распустились, голову даю на отсечение!

— Да, качество медицинского обслуживания оставляет желать лучшего. Но при всех условиях вам рисковать головой более не следует.

— При чем здесь обслуживание! У нас тут не мастерская по индпошиву! Это вы распустились!

— Я?!

— Что это? — брезгливо спросил Дмитрий Петрович.

Двумя пальцами, большим и указательным, он захватил кожу на моем многострадальном предплечье и поднял.

— Вообще-то рука, — ответила я, рассматривая свою конечность и не обнаруживая на ней ничего нового. — А вы что подумали?

— Это! — Дмитрий Петрович потряс в воздухе мой рукой. — Ат-ро-фи-я! Полнейшая атрофия мышц. Вы делали упражнения с больной рукой, когда был гипс? — грозно спросил врач.

— Не… то есть, да! Делала! С ложкой и вилкой.

— О таких не слышал! Подробнее!

— Имею привычку принимать пищу с ложкой или вилкой в руке.

— Не считается! Так и запишем! — Он склонился над моей «историей» и с каким-то зверским удовольствием писал под собственную диктовку. — Ат-ро-фия мышц пред-пле-чия… Какой стадии?

— Это вы меня спрашиваете?

— Сейчас и узнаем! Вижу недоверие на вашем лице. Представлю доказательства.

Дмитрий Петрович выдвинул ящик стола и достал ручной эспандер, кажется, так называется овальное железное кольцо с пружиной, в центре — полукруглая шкала и стрелка.

— Сжимайте больной рукой, — велел врач. — Что есть силы сжимайте!

Я добросовестно, со всей мочи, до вытаращенных глаз сжала эспандер. Стрелка застыла на цифре «16».

— Теперь видите? — почему-то радостно воскликнул Дмитрий Петрович.

— Что «видите»? В каких единицах измеряется атрофия?

— В килограммах! Глядите на шкалу!

— Иными словами, вы хотите сказать, что больной рукой я могу поднять тяжесть в шестнадцать килограммов? Разве это не великолепно?

Дмитрий Петрович уставился на меня, хлопнул глазами, а потом выразительно постучал по лбу — мол, какая глупая особа перед ним сидит. Я нисколько не обиделась на его жест. Любые прикосновения к голове Дмитрия Петровича вызывали во мне трепет. И мучили вопросы: не боится ли он попасть под дождь с градом или осенью под дуб, с которого сыплются желуди? Какой шампунь подходит титановой пластине и не выступает ли она часом в роли антенны, принимающей радиоволны? Словом, фантазия разыгралась, такое со мной бывает.

Между тем, Дмитрий Петрович велел взять эспандер в здоровую руку и крепко сжать. Для сравнения и подтверждения диагноза атрофии. Сжала я без халтуры — так напряглась, что шея веревками сухожилий покрылась. У-ух!

Дмитрий Петрович взял эспандер и долго на него смотрел. Стрелка показывала «17».

Быстрый переход