— Очень, — согласился Максим — Вот что, — он огляделся по сторонам, — надо бы его во что-нибудь упаковать и взять с собой: этот феномен нужно доставить Рудольфу. Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Заверну в пленку и закину в грузовой отсек глайдера, — предложил Абалкин, — места хватит. Однако неплохо бы его прикрыть хотя бы стальным листом — сидеть не один час рядом с таким сильным источником радиации не слишком полезно даже для нас с вами. Пойду поищу в развалинах что-нибудь подходящее, в крайнем случае — дотянем до леса, там неподвижной и ползающей брони более чем достаточно. Вы делайте свое дело, Максим, с погрузкой нашего трофея я справлюсь один.

Он уверенной походкой направился к руинам, не обращая внимания на трупы мутантов, а Максим смотрел ему вслед и думал, что Лев успешно прошел «ходовые испытания». Прогрессор Абалкин, посланец Земли и проводник ее воли; совершенная боевая машина, заточенная под вполне определенную задачу и функционирующая без сбоев и без рефлексий, мучивших арканарских наблюдателей и спасателей на Сауле. Похоже, стрелять Абалкин будет не особо раздумывая. Максим Каммерер был в этом уверен. Вот тебе и вся проверка, подумал он с горечью…

* * *

— Вы опоздали, Мак, — Колдун покачал своим огромным черепом, покрытым густым жестким волосом, похожим на серебристый мех.

— Они погибли? Все? И принц-герцог?

— Не все, — Колдун говорил негромко, но в подвале был отличный резонанс, и каждое слово различалось отчетливо. — О приближении пустынников мутанты узнали еще вчера, и принц-герцог ночью увел всех, кто хотел и мог уйти. Остались только те, кому было уже все равно, жить или умирать. И они умерли — варвары убили всех, кого застали.

— И вы не смогли помешать? — резко спросил Максим, пристально глядя в глаза Колдуна: в узкие и длинные нечеловеческие глаза с вертикальным, как у змеи, зрачком — Вы ведь кое-что умеете — я помню, как вы усыпляли упырей.

— Умею, — легко согласился Колдун, — но незачем мешать. Мутанты — те, которые здесь остались, — сами выбрали свою судьбу; они могли уйти — и не ушли. Они выбрали смерть как благо.

Да, подумал Максим, бывает. Несчастные создания, не нужные даже самим себе… А я, помнится, при расставании с доктором, которого здесь зовут принцем-герцогом, клятвенно обещал никого не забыть после полной и окончательной победы и наступления всеобщего равенства и братства. И вот — опоздал…

— И главное, — продолжал Колдун, не разжимая губ маленького рта, сложенных так, словно он собирался свистнуть сквозь зубы, — во что вмешиваться? Конечный итог любого действия невозможно предугадать. Я созерцатель, а вы — нет, поэтому вам трудно меня понять. Помните наш разговор три года назад? Вы сила, Мак, вы взбудоражили этот мир и вывернули его наизнанку — почти вывернули. И как я вам говорил, сила ваша не осталась свободной — Странник, загадочный человек из вашего мира, взял вашу силу себе. Ваше стихийное возмущение порядком вещей сделалось целенаправленным, вы уже не бунтарь-одиночка — вы стали элементом системы, осуществляющей определенную задачу. Но в ходе вашей бурной разрушительно-созидательной деятельности и вы лично, и все вы, пришельцы, резко нарушили равновесие и продолжаете его нарушать, и последствия этого нарушения непредсказуемы.

— Вы пригласили меня только для того, чтобы побеседовать на философские темы? — спросил Максим, борясь с подступившим гневом.

— Не только, — Колдун шевельнулся, и слепая ночная птица, сидевшая на его плече, переступила с ноги на ногу и взъерошила перья.