Он покачал головой:

— Домой возвращается лишь моя физическая оболочка. Я ухожу и прихожу, как призрак. Я стал подвергать сомнению все, во что когда-то верил.

— Моя жилетка — Лала. А ваша?

— Ее нет. Уж во всяком случае, не моя жена. Иногда мне кажется, что вы — единственный человек, с которым я могу быть самим собой, потому что мы наполовину чужие люди, наполовину друзья, понимаете?

Сашенька улыбнулась.

— Хорошая подобралась парочка! — Она прикрыла глаза, подул ветер, и на ее лицо посыпались снежинки.

— Вот туда! Но-о-о! — прокричал Саган, указывая на трактир впереди.

— Слушаюсь, барин, — ответил извозчик, нахлестывая лошадей.

— Почти приехали, — произнес Саган, касаясь ее руки.

Посреди снежной степи стояла крошечная деревянная избушка, щедро украшенная резьбой и росписью. Несколько березок окружали ее, как сторожа. Сашеньке это место напомнило сказку о Снежной королеве.

Сани остановились, на морозе из конских ноздрей валил пар. Двери отворились, на пороге появился дородный крестьянин с окладистой бородой, в медвежьем тулупе, в сапогах из мягкой кожи. Он помог Сашеньке вылезти из саней.

И внутри этот домик напоминал крестьянскую избу: «ресторан» представлял собой одну-единственную комнату с традиционной русской печью, на которой лежал дряхлый старик с косматой седой бородой и громко храпел. Чернобородый крестьянин провел их к грубо отесанному деревянному столу и сунул им в руки по наперстку с чачей.

Сашенька еще никогда не ездила обедать с кавалером.

Заказанная Саганом чача обожгла все внутри. Горящий в печи огонь, доносившиеся из нее ароматы, спящий в углу старик — Сашенькино сознание покрывал какой-то туман. Ей стало казаться, что они единственные люди на всем этом ледяном севере. Потом она мысленно одернула себя. Отпуская шуточки, крестьянин подал им жареного гуся в обжигающе горячей гусятнице; птица настолько долго тушилась, что жир и мясо отслоились от костей и получилась вкусная мясная похлебка со свеклой, чесноком и картофелем, прямо пальчики оближешь. Они так были поглощены едой, что почти забыли про революцию, просто болтали. Десерт так и не подали, старик даже не проснулся. В конце концов они, выпив еще по порции чачи, уехали.

— Ваши сведения оказались правдой, — произнесла Сашенька, когда сани снова понеслись по заснеженным полям.

— Было непросто добыть их для вас.

— Но этого недостаточно. Нам нужно имя человека, который нас предал.

— Я, наверное, смогу его назвать. Но если мы продолжим наши встречи, я же должен как-то отчитываться перед начальством…

Сашенька тянула с ответом, опасная игра стала щекотать ей нервы.

— Ладно, — проговорила она. — У нас есть кое-что. Гурштейн бежал из ссылки.

— Нам это известно.

— Он в Петрограде.

— И об этом мы догадывались.

— Хотите узнать, где он?

Саган кивнул.

— Пансион «Киев», номер двенадцать. — Именно такой ответ репетировали они с Менделем, который предупреждал, что ей придется выложить кое-какие секреты. Гурштейн стал разменной монетой.

Казалось, новость совсем не произвела впечатления на Сагана. Гурштейн меньшевик, Сашенька, а мне нужен большевик.

— Гурштейн бежал с Сенькой Шашьяном, бакинцем.

— Ненормальный бандит, грабивший банки для Джугашвили-Сталина?

— Он в тринадцатом номере. Теперь вы у меня в долгу, товарищ Петр. Если об этом узнают, я не доживу до утра. А теперь назовите мне имя предателя, который выдал подпольную типографию.