А случилось вот что: против тунисского бея восстало бедуинское племя улед аяр; им показалось, что подушная подать, которую с них собирают, слишком высока. Я получил приказ немедленно выступить со своим эскадроном против мятежников. Их следовало наказать: чтобы отвадить от попытки нового бунта, содрать с этих бедуинов двойной налог. Малыша Хантера я решил взять с собой. При этом я разъяснил ему, что адвокат не ждал столь скорого его приезда и на время уехал из города. Поверить в это было большой глупостью, тем более что улед аяр живут по меньшей мере в ста пятидесяти километрах южнее Туниса, если не дальше. Завтра мы выступаем: нас ждет бой, и во время сражения я постараюсь найти удачную возможность; Хантер никогда не вернется.

По моим расчетам, экспедиция продлится четыре-пять недель; потом я вернусь в Тунис. Ты мог бы так все устроить, чтобы приехать сюда в это же время. Мой друг, французский капитан Вильфор, отбывает на корабле отсюда в Александрию; там он возьмет тебя на борт. Он пообещал мне высадить тебя не в порту, а раньше, не доходя мыса Хамар, так что ты можешь себе позволить открыто появиться на людях лишь после того, как я переговорю с тобой. Прежде чем идти ко мне, узнай, вернулся ли я. Пока я буду в походе, ты должен ждать меня в укромном месте. На этот случай я договорился с одним торговцем лошадьми, Бу-Марамой. Он живет в деревне Загван, что к югу от Туниса, и многим мне обязан. Он охотно приютит тебя и так укроет, что ни один человек не узнает о твоем присутствии. Естественно, истинной причины того, почему ты должен прятаться, он не должен знать.

Само собой разумеется, я возьму у Малыша Хантера все, что он носит при себе, и передам эти вещи тебе, чтобы ты мог удостоверить свою личность. В мои планы вовсе не входит ожидание отпуска или прошение об отставке — я просто дезертирую. На первом попавшемся корабле мы отправимся через Англию в Соединенные Штаты. В Англии нам придется ненадолго задержаться — на то есть причины. А именно: мы должны завязать хорошие знакомства, по возможности — с видными людьми, которые запомнят тебя как Хантера и в случае чего смогут подтвердить твою личность».

Дальше следовало несколько страниц, на которых обсуждались отношения и обстоятельства, нас совершенно не касающиеся; видимо, они-то стали причиной того, что и это письмо не было уничтожено.

Прочие бумаги не содержали ничего интересного для нас. Вообще-то двух приведенных писем оказалось вполне достаточно. Они были такими подробными, такими ясными, что ни о чем не пришлось догадываться. Мы словно увидели перед собой постыдный план, как будто о нем нам рассказал сам коларази.

— Ну вот, теперь мы знаем, почему он хочет высадиться у мыса, — сказал Эмери.

— И почему он хотел познакомиться с тобой, — добавил я.

— Да. Я узнаю его как Малыша Хантера и в случае необходимости смогу поручиться за подлинность его имени. Мерзавцу придется услышать от меня, что подлинно, а что нет! Мы, конечно, оставим у себя эти письма!

— О нет! Если он заметит их отсутствие, то станет нас подозревать и когда-нибудь сыграет с нами неприятную шутку.

— Ты считаешь, что их надо вернуть?

— Несомненно.

— А если он их уничтожит?

— Я думаю, что раз до сих пор у него были причины столь тщательно их хранить, то, видимо, еще какое-нибудь время они будут ему нужны. Мы же не будем упускать его из виду; он верит нам, и мы в любой момент сможем заполучить письма.

— Ты прав! Сейчас ни в коем случае нельзя пробудить в нем недоверие. Виннету должен положить бумажник назад в чемодан, а потом запереть его.

Конечно, это было нелегкой задачей; но если уж апач смог добыть ключ, следовало ожидать, что при возвращении его он не позволит себя поймать. Виннету взял письма и выскользнул из каюты. На другое утро он сообщил нам, что Лже-Хантер спал, а значит, не заметил, как фальшивый сомалиец бен Азра ночью рылся в его чемодане.