— Теперь ты можешь разговаривать. Теперь ты знаешь, что у мимбренхо больше воинов, чем у юма. Я показал тебе, как расположены силы ваших врагов. Все их оружие готово к бою. Твои люди окружены, и многие из них будут убиты первым же залпом, остальные же могут спастись только в том случае, если они сдадутся.

— Они пробьются, несмотря ни на что!

— Через ячейки такой мелкой сетки! Да ты сам в это не веришь!

— Я убежден в этом. Когда они разгонят своих лошадей в галоп и внезапно обрушатся на посты мимбренхо, некоторые, пожалуй, будут убиты вашими пулями, но большинство уйдет.

— На своих лошадях? А где же у них лошади?

— Там, — ответил он, показывая место, где увидел в свете луны табун.

— Да, там пасутся лошади. Только где же лагерь? Разве ты по дороге не обратил внимания, что ваши лошади хитростью уведены от лагеря?

— Уфф! — удивленно вскрикнул он, только теперь заметив, что лошади находятся далеко от лагеря.

— Посмотри-ка туда и убедись, что наши воины лежат между юма и их лошадьми! Ничего не вышло из твоей надежды на то, что окруженные все же смогут прорвать наше кольцо.

Он молча уставился в землю, а я боялся каким-нибудь ненужным замечанием ослабить впечатление, произведенное на вождя моими словами. Прошло не так уж много времени, тогда он поднял голову и сказал:

— Если мимбренхо в самом деле станут стрелять, то это будет убийством, потому что мои воины совсем не подозревают об опасности.

— А разве ты не нападал на селения мимбренхо, не уничтожал их? Они тоже ничего не знали о вашем грабительском походе. Разве ты не хотел убить обоих сыновей и дочь Сильного Бизона? Они же не знали о том, что ты находишься в долине; они были застигнуты врасплох. Разве ты не напал на асиенду Арройо, разве не ограбил ее, не превратил в пепел, позволив при этом убить многих ее обитателей? Они тоже ничего не ведали о вашем приближении, они были застигнуты врасплох. Поэтому то, что юма не знают о ловушке не может служить основанием для твоей просьбы о пощаде.

Он молчал. Да что он мог мне возразить! Но я добавил еще, чтобы совершенно убедить его:

— То, что вы сделали, не считая ограбления, это обыкновенное убийство, но если мы предадим вас смерти, это будет расценено не как убийство, а как справедливая расплата, как наказание за ваши поступки. Можешь ли ты возразить мне хоть что-нибудь на это?

Он ничего не сказал, тогда и я замолчал. Луна теперь находилась в зените и заливала лагерь юма серебряным светом. С того места, где мы стояли, отчетливо различались фигуры спящих. Вождь испуганно поводил вокруг боязливо бегающими глазами. Он напряженно думал, как найти выход, отыскать возможность спастись самому и спасти своих людей; я не мешал его размышлениям, потому что они должны были привести его туда, куда я и хотел. И вот я увидел, как он внезапно вскинул голову.

— Уфф! Что же теперь делать! — выкрикнул он.

Я проследил за направлением его взгляда, обращенного в сторону лагеря, и увидел, что там встал один из воинов-юма и осмотрелся вокруг. Он не заметил лошадей в том месте, где они должны были пастись, а увидел их много дальше. Он наверняка заметил также и наших лошадей. Хотя они стояли отдельно, образуя правильный полукруг, ему это не показалось подозрительным — нет, он посчитал их также за скакунов своего племени и никого не разбудил, а вышел из лагеря, направляясь туда, где в этот момент оказался большой табун. Он посчитал, что оба часовых находятся при табуне, и хотел упрекнуть их за небрежность.

— Он погибнет! — вырвалось у вождя. — Сейчас раздастся выстрел, и воин упадет!

— Нет, — возразил я вождю. — Его не убьют.