Как только юма подчинятся твоему приказу, я укажу место поблизости от вашего лагеря, окруженное нашими людьми. Туда станут приходить юма… поодиночке… разумеется, и сдавать свое оружие, а потом сейчас же будут возвращаться к себе в лагерь. Думаю, ты не посчитаешь такое распоряжение несправедливым.
— Я с ним согласен.
— Ну, ладно! Но я предупреждаю тебя, что каждый юма, у которого мы найдем какое-либо оружие или то, что может сойти за оружие, будет считаться предателем и будет расстрелян!
— Это жестоко, очень жестоко! Ну, а как будет с лошадьми и личными вещами моих воинов?
— Лошади, естественно, принадлежат нам; они — наша законная добыча. Позднее мы будем по своему усмотрению в зависимости от поведения юма, возвращать кому-то из вас лошадь или нет. Все боеприпасы — порох, свинец, пули или даже патроны — относятся к оружию, а значит, должны быть сданы вместе с ним. Все прочее, что у вас имеется, мы тщательно обыщем. Я не думаю, чтобы мы захотели что-то взять из ваших личных вещей, но все, что вы награбили на асиенде, мы отберем и вернем асьендеро, законному владельцу. У тебя есть еще вопросы?
— Нет, мне все ясно.
— Тогда трое посланцев могут отправляться в лагерь, а ты садись-ка здесь и никуда не уходи до тех пор, пока тебе не даст на это разрешение один из нас троих — Виннету, Сильный Бизон или я!
Юма удалились, чтобы исполнить поручение, скорее неприятное, чем тяжелое. Большой Рот присел на корточки, по моему знаку справа и слева от него выросли два часовых, не спускавшие с пленного вождя глаз.
Я посмотрел на часы, потому что был твердо намерен по прошествии получаса дать несколько предупредительных выстрелов, если мы не получим ответа, а чуть позже начать и настоящую стрельбу.
Посланцы, как мы видели, достигли лагеря и разбудили спящих. Сначала возникла короткая ссора, но потом юма тесно столпились вокруг посланцев, и через недолгое время из этой группы раздался многоголосый гневный крик. Посланцы передали приказ вождя; это произвело действие, какого и можно было ожидать, а именно — необычайное возбуждение, ставшее для нас весьма примечательным зрелищем. Пройди оно, не увлекая юма к необузданной вражде, и успех нашего предприятия был бы обеспечен.
Я вместе с Виннету и вождем мимбренхо немного отошел от Большого Рта, чтобы он не мог слышать, о чем мы говорим. Когда во вражеском лагере поднялся неистовый шум, Сильный Бизон сказал:
— Сейчас они бросятся на нас. Это чувствуется по их крикам. Но мы их достойно встретим.
— Это — временное явление. Когда они узнают, что полностью окружены, то придут в себя, — ответил я.
— В такое я поверю с большим трудом. Олд Шеттерхэнд должен все обдумать; он ничего не должен забывать.
— А что же я мог бы позабыть?
— То, что юма до сих пор чувствовали себя уверенно. Они заснули с мыслью, что на рассвете нападут на нас и уничтожат. Теперь, когда они еще не совсем стряхнули с себя сон, им дали понять, что они окружены и должны сдаться. Почти наверняка спросонок, придя в сильное возбуждение, они схватятся за оружие.
— Они моментально опомнятся, потому что я им отправил послание, которое быстро их успокоит и вселит надежду.
— На что им надеяться, когда все они должны умереть? Может быть, ты дал им немного надежды на освобождение?
— Конечно.
— Им всем и даже их вождю?
— Вождю тоже, но на особых условиях.
— Ты с ума сошел! Моего согласия на это ты никогда не получишь!
— А я в нем не нуждаюсь.
— Как это? Разве ты один здесь распоряжаешься? Разве у Виннету и у меня нет своего мнения?
Он опять рассердился, что с ним происходило часто. |